Следователь недовольно закусил губу:
– Бред. У меня другая версия.
Я откинулся на стуле:
– С удовольствием выслушаю.
Он приблизил ко мне круглое лицо. Несвежее дыхание вызвало тошноту:
– Ты тот, который снабжал ее наркотой. Она отказалась платить или же не смогла этого сделать, и ты прикончил ее.
Мне стало смешно:
– Да будет вам известно, наркоманы идут на все, лишь бы раздобыть деньги на дозу. Любой дилер подождал бы, потому что, судя по всему, Тамара была чьей-то постоянной клиенткой и доставала бабки.
– Это так утверждаешь ты.
Я комично надул щеки:
– Извините, лучшего ничего не пришло в голову.
Егоров не моргнул и глазом:
– Теперь ты – наш клиент, а они, попадая сюда, часто жалуются на амнезию. По счастью, у меня имеются два хороших врача – они перед вами.
Капитан и лейтенант насторожились, как гончие псы, ожидающие команду «фас». Следователь не обманул их ожидания:
– Полечите его немного. Для первого раза.
Я разгадал его намерения:
– Вы рискуете должностью.
– А ты – здоровьем, – парировал он.
Милиционеры подхватили меня под руки и, как барышню, внесли в соседнюю комнату. Вероятно, она предназначалась для пыток. Тот, кто обставлял это помещение, не побаловал его мебелью, кроме колченогой табуретки посередине. Капитан толкнул меня на ее расщепленное сиденье:
– Располагайся.
Я еще раз попытался воззвать к их разуму:
– Ребята, вы сильно рискуете.
Капитан и лейтенант переглянулись:
– Мне не нравится его настойчивость, – задумчиво проговорил первый и, размахнувшись, сильно ударил меня по лицу. Моя голова дернулась, из носа поползла струйка крови. Сильная боль, казалось, огромной иголкой пронзила тело. Я застонал.
– Еще? – участливо поинтересовался лейтенант и натренированным ударом свалил меня на пол.
– Вспомнил? – спросил его товарищ. Я скривился:
– Мне нечего добавить.
– Маленькая доза, – с видом доброго доктора констатировал капитан. – Чуточку увеличим.
Тяжелый ботинок прощупал мой живот. Я никогда не думал, что способен выдержать такую сильную боль. Впрочем, судьба была ко мне милосердна. Я просто отключился.
Я очнулся от сильного запаха нашатыря, исходившего от кусочка смоченной ваты. Егоров вздохнул с облегчением:
– Я же сказал – не перебарщивать.
– Но он упрямится, – оправдывались подчиненные. Следователь внимательно посмотрел на мою скрюченную фигуру:
– Он устал. Возможно, отдохнув в камере, парень станет более разговорчивым. Отнесите его.
Они подняли меня, как куль с мукой, протащили по коридору, отворили какую-то дверь… Я снова отключился и пришел в себя только в камере. Разбитая голова покоилась на подушке с несвежей наволочкой. Нос продолжал кровоточить.
– О-о-о… – это был первый звук, который удалось издать мне. Тотчас взволнованное лицо, украшенное крупными веснушками, склонилось надо мной:
– Негодяи!
В глазах вспыхивали и угасали красные точки. Я силился разглядеть сокамерника. Наконец это мне удалось. Рыжий парень лет тридцати сочувственно наблюдал за мной:
– Здорово досталось?
– А что, не видно?
– Они умеют бить, – согласился новый знакомый. – Кстати, Антон. А тебя как зовут?
– Никита.
Он еще раз оглядел меня:
– По виду маменькин сынок. Как здесь очутился?
Я не собирался ни с кем секретничать:
– По ошибке. Меня подставили.
– Значит, первый раз, – сделал он вывод. – Я так и думал. На твоем месте я бы признался. Тебе не выдержать их издевательств.
Я расхохотался, насколько позволяли разбитые губы:
– В чем признаваться? Я чист, как вымытое стекло.
– Все так утверждают.
Если Антон надеялся, что вотрется ко мне в доверие, то сильно ошибался. Я раскусил его с первого взгляда. Таких подсаживают в камеры. Однако с ними надо быть предельно осторожными.
– Мне серьезно не в чем признаваться, – заверил я его. – Девица была уже мертвая, когда я появился в ее доме. Случайно налетел на ментов – и вот тебе… А что, адвокат нам не полагается?
Антон сморщился:
– Полагается, только ты увидишь его через несколько дней. За это время тебя измочалят, как старый матрас. Хочешь – пиши жалобу, однако они никуда не дойдут.
– А ты откуда знаешь?
Он смутился:
– Знаю, раз говорю. Слушай. – Он поднялся и присел рядом со мной. – Давай мы сделаем так. Ты берешь все на себя, пишешь признание, а потом отказываешься от своих показаний.
– А это возможно?
– Конечно.
Я пытался собраться с мыслями. Мозг отказывался служить мне. Меня жаждали посадить, может, ненадолго, чтобы заставить отказаться от расследования. Но чем вызвано такое желание? Куда влипли двое несчастных воспитанников детского дома?
– Утро вечера мудренее. – Я попытался уйти от прямого ответа. – Посмотрим.
Отвернувшись к стене, я силился заснуть. Ноющая боль в разбитом лице и животе мешала это сделать. Вскоре мне удалось провалиться в сон, и, отдавая себя в объятия Морфея, я слышал, как на панцирной койке ворочается мой сокамерник.
Утро действительно оказалось мудренее, то есть настолько мудреным, что я и близко не ожидал подобной развязки. Мой вчерашний мучитель, капитан, явился за мной, и его грубое лицо выражало радушие, если можно назвать радушием улыбку Горгоны.
– А за тобой пришли, – торжественно объявил он мне. – Так что повезло тебе, парень. Сейчас подпишешь бумажонку: мол, не имеешь к нам никаких претензий – и расстаемся, как в море корабли.
Я остолбенел:
– Кто пришел? Пенкин?
Он вскинул белесые брови:
– А кто такой Пенкин? Кандидат в президенты?
– Не меньше.
– Тогда это не он, – серьезно ответил милиционер. – Возможно, он нанял адвоката, и самого лучшего. Тот тебя отмазал.
– Как благородно с его стороны.
– Поменьше слов. – Он втолкнул меня в кабинет своей мощной клешней. Егоров сидел за столом и любезно разговаривал с пожилым мужчиной, при виде которого по моей спине поползли мурашки. Если бы Фрэнк Коппола увидел этот типаж раньше, чем на горизонте возник Аль Пачино, роль крестного отца досталась бы ему. Весь в черном, с седоватыми уложенными волосами и тонкой ниточкой усов, он обратил на меня безжизненные глаза мафиози. Улыбка тронула только узкие губы:
