— Что вы здесь делаете со шпагой в руках, несчастный? — воскликнул депутат.
Герцог де Шуазель оглянулся: он был один.
— Вложите шпагу в ножны и ступайте к королю, — посоветовал ему Мерлен. — Вас никто, кроме меня, не видел, значит, не видел никто.
Что же сталось с отрядом, который по предположениям герцога де Шуазеля должен был следовать за ним?
Пушечная канонада и ружейная пальба заставили людей развернуться, и они, словно опавшие листья, закружившиеся в вихре и подхваченные ветром, метнулись вдоль Оранжерейной террасы.
Оттуда беглецы устремились на площадь Людовика XV в направлении Гард-Мебль, чтобы потом свернуть на бульвары или на Елисейские поля.
Господин де Виомениль, еще около десятка дворян и пятеро швейцарцев укрылись в особняке, занимаемом Венецианским посольством и расположенном на улице Сей-Флорантен, двери которого по счастливой случайности оказались незаперты. Теперь они были спасены!
Другая часть отряда пыталась пробиться на Елисейские поля.
У основания памятника Людовику XV стояли пушки; две из них выстрелили картечью, разметав бегущих на три группы.
Первая побежала по бульвару и была встречена жандармерией, подъезжавшей вместе с батальоном с бульвара Капуцинов.
Беглецы подумали, что они спасены. Господин де Вильер, бывший помощник командира жандармского полка, побежал к одному из всадников с распростертыми объятиями, крича на бегу: «Сюда, друзья мои!»
Всадник вынул из седельной кобуры пистолет и выстрелил в него в упор.
При виде этой сцены тридцать швейцарцев и один дворянин, королевский паж, бросились в Морское министерство.
Там они стали совещаться, что им надлежит предпринять.
Швейцарцы решили сдаться и, увидев восьмерых санкюлотов, сложили оружие и крикнули: «Да здравствует нация!»
— Ага, предатели! — загалдели санкюлоты. — Сдаетесь, потому что деваться некуда? Кричите «Да здравствует нация!» и думаете, что вас это спасет? Нет, не выйдет!
Два швейцарца упали: одному пика вонзилась в грудь, другой получил пулю в лоб.
В ту же минуту им отрезали головы, которые взмыли вверх на остриях пик.
Возмущенные убийством своих товарищей, швейцарцы хватаются за ружья и открывают ответный огонь.
Семь санкюлотов из восьми падают.
Швейцарцы в надежде на спасение бросаются к главным воротам, но оттуда на них смотрит жерло пушки.
Они отступают назад, пушка неумолимо надвигается; беглецы забиваются в угол двора, пушка разворачивается в их сторону и стреляет!
Двадцать три швейцарца из двадцати восьми убиты.
К счастью, пока дым от выстрела не развеялся, позади пятерых уцелевших швейцарцев и бывшего королевского пажа отворяется дверь.
Все шестеро бросаются в эту дверь, она бесшумно за ними захлопывается; патриоты не успели из-за дыма разглядеть эту лазейку, укрывшую от них уцелевших врагов; они думают, что перебили всех до единого, и уходят прочь с торжествующими криками, катя за собой пушку.
Вторая группа состояла приблизительно из тридцати солдат и дворян; командовал ею г-н Форестье де Сен-Венан. Окруженный со всех сторон врагами при въезде на Елисейские поля, командир решил по крайней мере дорого продать свою жизнь: обнажив шпагу, он во главе своих людей с примкнутыми штыками трижды атаковал батальон, разместившийся у подножия статуи; в этих трех атаках он потерял пятнадцать человек.
С пятнадцатью другими он попытался пробиться на Елисейские поля: залп из мушкетов отнял у него еще восьмерых; семь оставшихся в живых разбежались кто куда, но их преследовали жандармы до тех пор, пока не изрубили саблями всех до единого.
Господин де Сен-Венан хотел было укрыться в посольском кафе, как вдруг один из жандармов, заметив его, пустил коня в галоп, перескочил канаву, отделявшую тротуар от проезжей части, и выстрелил несчастному офицеру в спину.
Третьему отряду, состоявшему из шестидесяти человек, удалось добраться до Елисейских полей; он направлялся к Курбевуа, повинуясь тому же инстинкту, который заставляет голубей возвращаться в родную голубятню, а баранов — в свой загон: в Курбевуа находились казармы.
Однако отряд окружили конная жандармерия и огромная толпа, и всех повели в ратушу, где намеревались отдать их под стражу; на Гревской площади, через которую лежал их путь, собралось около трех тысяч человек; они отбили пленных и, не дойдя до ратуши, казнили.
Молодой дворянин, шевалье Шарль д'Отишан, бежал из дворца по улице Эшель, зажав в каждой руке по пистолету; двое незнакомых людей пытаются его остановить: он убивает их обоих; его окружает чернь, хватает и тащит на Гревскую площадь, чтобы там торжественно предать смерти.
К счастью, его забывают обыскать: помимо выброшенных им за ненадобностью пистолетов у него еще есть нож; он открывает его в кармане, ожидая подходящей минуты, чтобы им воспользоваться. В тот момент, как он оказывается на Ратушной площади, там расправляются с шестьюдесятью швейцарцами, которых только что туда привели; зрелище это отвлекает внимание его охранников; он убивает двоих, стоящих к нему ближе других, потом, словно змея, выскальзывает и исчезает.
Дворец покинули: сотня человек, сопровождавших короля в Национальное собрание, укрывшихся у фельянов и обезоруженных; пятьсот человек, чью историю мы только что рассказали; несколько беглецов-одиночек, подобно г-ну Шарлю д'Отишану, столь счастливо избежавших смерти.
Остальные погибли в вестибюле, на лестницах, или были перерезаны либо в апартаментах, либо в часовне.
В Тюильри пало почти девятьсот швейцарцев и дворян!
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Глава 1. ОТ ШЕСТИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ ВЕЧЕРА
Народ вошел во дворец так, как входят в логово дикого зверя; он выражал свои чувства в криках: «Смерть волку! Смерть волчице! Смерть волчонку!»
Если бы на его пути повстречались король, королева и дофин, он уж, конечно, без колебаний снес бы все три головы одним махом, свято веруя в то, что вершит справедливость.
Надобно признать, что для королевской семьи это было бы избавлением от предстоявших им испытаний!
В отсутствие тех, кого они проклинали и продолжали искать в шкалах и под кушетками, победителям необходимо было излить свой гнев на все подряд, как на вещи, так и на людей; они с невозмутимой жестокостью обрушили свои удары на стены, в которых были приняты решения о Варфоломеевской ночи и о бойне на Марсовом поле, требовавшие отмщения.
Как видно из нашего рассказа, мы не оправдываем народ; напротив, мы изображаем его грязным и кровожадным, каким он в действительности и был тогда. Однако поспешим оговориться: победители покинули дворец с обагренными кровью, но пустыми руками!
