— Я уже сделал вложения в бюджет вашей семьи, — спокойно ответил Геннадий Павлович, выслушав его пожелания, — теперь твоя очередь. Заработай деньги, продайте эту квартиру и купите другую, побольше.
Эдик скривился:
— Но я еще не пробился на эстраду!
Сама мысль заработать каким-то другим способом, без использования своего козлиного голоска, была ему отвратительна. Вот почему школьным учителем он не проработал и года и теперь долгие месяцы либо пролеживал на диване, либо бегал по разным студиям с записями своих песен.
— Когда меня раскрутят, у вашей дочери будет огромный загородный дом!
— Вот и подождите, а пока что довольствуйтесь тем, что есть.
Однако прохвост не захотел ждать. Он стал убегать из дома и шататься по городу, как оказалось, не без цели. Где-то в парке Эдик подцепил некую престарелую, обеспеченную, весьма романтично настроенную даму, соловьем напел ей о своей неземной любви, и она раскрыла ему свои объятия, чуть ли не на руках внеся молодого человека в шикарную огромную квартиру и торжественно вручив ему ключи от машины, за руль которой она садилась очень редко. Парень поначалу растерялся. Справедливости ради надо признать, что ему до смерти не хотелось ложиться с нею в постель (с Машкой она не шла ни в какое сравнение). Однако немного покумекав, он сделал выбор в пользу легкой обеспеченной жизни, помахав жене и дочери рукой. Так дурочка Машка осталась одна, с ребенком на руках, и Соболеву пришлось работать вдвое больше. Работа его никогда не пугала. Вот возраст, правда, давал о себе знать. Все чаще и чаще Вероника Петровна звонила в справочную «Скорой помощи», узнавая, чем помочь мужу, жалующемуся на боли в груди, а однажды все-таки вызвала врачей, которые сразу забрали его в больницу с подозрением на инфаркт. Диагноз, слава богу, не подтвердился, но Геннадий Павлович решил сбавить обороты. Кому будет лучше, если он свалится? Как они проживут без него? На декретные Машки и зарплату Вероники, работавшей в библиотеке? Ладно, старшей дочери и внучке он обязательно поможет. Но если на него, как гром среди ясного неба, свалится еще и Анька со своим Славиком, он просто закажет себе гроб! А, судя по всему, такого оборота событий следовало ожидать. Вот почему Соболев подошел к Ане и потянул ее за руку:
— Ты поедешь со мной — и точка.
Она вырвалась:
— Если ты начнешь напирать, как слон, я вообще уйду из дома!
Мужчина расхохотался:
— Интересно, куда?
— К Славику. Его мать согласна нас принять.
Геннадий Павлович явно хотел сказать что-то резкое, но неожиданно успокоился:
— Хорошо. Только сначала подашь документы на экономический. Я жду тебя в машине.
Девушка фыркнула, однако исполнила его приказание. В это время дня добраться до университета на общественном транспорте было практически невозможно.
Глава 2
Гордость города, Приреченский государственный университет, находился в часе езды от дома Соболевых, расположившись на правом берегу реки. Подъезжая к главному корпусу, Геннадий Павлович, выпускник этого вуза, подумал о том, как все изменилось за тридцать с лишним лет. Учредив еще несколько факультетов, к основному зданию сделали пристройки, протянувшиеся на несколько километров, вокруг разбили живописный парк, устроили теннисные корты и волейбольные и баскетбольные площадки — с мягким покрытием, а не с асфальтовым, как было при нем.
— Да тут заблудиться можно, — он остановил машину у лестницы, ведущей к центральному входу, мельком взглянув на часы. — У меня десять минут, дорогая. Сегодня я провожу важное совещание.
Девушка открыла дверь:
— Тебя никто не держит. Дальше — я сама.
— Нет, — он решил проконтролировать весь ее путь. — Пойдем вместе.
Аня не возражала. Это до такой степени успокоило его и расслабило, что он не заметил, как дочь смешалась с толпой людей, находившихся в вестибюле, и исчезла в буквальном смысле этого слова.
— Аня! — мужчина крикнул и осекся.
Сотни пар удивленных глаз уставились на него.
— Вот паршивка!
Геннадий Павлович судорожно вытащил мобильный из нагрудного кармана и дрожащими пальцами набрал номер дочери.
— Абонент временно недоступен, — ответил ему механический голос.
Его лицо исказила кривая улыбка. Молодец, дочка, все предусмотрела! Разумеется, он не пойдет бродить по лабиринту коридоров, отыскивая искусствоведческий факультет, — слишком мало осталось времени. К тому же Домнин ждать не любит: приедет, увидит, что его нет, — и поминай как звали. Вопрос о слиянии двух фирм, более выгодный для него, Соболева, отложится на неопределенный срок. Мужчина махнул рукой:
— В конце концов, экзамены еще не завтра.
Это радовало. Сегодня он уладит дела на фирме, а завтра возьмет отгул и наведается в университет вместе с непокорной дочерью. Если она будет упираться — придется тащить ее за космы. В общем, он прибегнет к любым способам, лишь бы она забрала заявление о приеме с искусствоведческого факультета и подала его на экономический. Тяжело дыша, Соболев направился к выходу, бормоча:
— Еще посмотрим, чья возьмет!
По дороге на работу он несколько раз пробовал связаться с Аней. Ее телефон по-прежнему молчал. Глава семейства со злостью кинул мобильник на заднее сиденье машины:
— Черт с тобой! Дома поговорим!
Чтобы не расклеиться и не запороть переговоры, он попытался взять себя в руки, решив до вечера не общаться с дочерью. Это ему удалось. Геннадий Павлович даже улыбнулся, паркуясь на стоянке. И в самом деле, отчего он разнервничался? У него еще вагон времени. А с Аней он побеседует за ужином.
Глава 3
Если в отношениях с дочерью Соболев потерпел фиаско, в деловом плане этот день выдался для него на редкость удачным. Обычно несговорчивый Домнин одобрил все условия, предложенные партнером, и сделку можно было считать совершенной. Уставший, но довольный, Геннадий Павлович поехал домой. Дверь открыла жена. По привычке чмокнув ее в щеку, мужчина поинтересовался:
— Аня дома?
— Еще нет.
— Понятно. Сегодня она нескоро заявится.
Вероника Петровна вопросительно посмотрела на него:
— Что случилось?
— Эта паршивка сбежала от меня в вестибюле, — пояснил муж, расшнуровывая ботинки. — Я не бросился ее искать — поджимало время. Заявится — и я поговорю с ней серьезно.
Женщина пожала плечами:
— Может, оставим ее в покое? Пусть живет как хочет.
— Дура! — Заметив, что на глаза жены навернулись слезы, Соболев обнял ее: — Извини. Просто от тебя я этого не ожидал. Разве нам мало того, что мы тянем Машку и внучку? Нет, я готов помогать своим, но… — Он прислонился к стене, почувствовав знакомую боль в груди, — у меня уже не то здоровье. Принеси лекарство.
