– Куда едем? – поинтересовался он.
– В район новостроек.
Мужчина кивнул и спросил:
– А деньги у вас имеются?
Староста показал ему пачку купюр:
– Здесь даже больше, чем нужно.
– Прекрасно.
Машина рванула с места. Славу охватил сильный страх, он попытался привлечь к себе внимание шофера, однако тот следил за дорогой и что-то насвистывал. Когда автомобиль довез их до недостроенных многоэтажек, парни выпихнули Славика и расплатились с таксистом.
– Что вы задумали? – Ребенок дрожал от страха и холода.
– Увидишь.
Двое подростков подхватили его под руки и потащили на последний, девятый, этаж. Остановились перед балконом. Строители еще не сделали перила, и Слава с ужасом поглядел на обледеневшую площадку.
– Ты решил предать нас, – начал староста.
– Мне надоели восточные единоборства, – тихо сказал Славик. – Я никого не предавал. Отпустите меня и увидите – никто ничего не узнает.
– А как мы это увидим?
Мальчик цеплялся за соломинку.
– Если бы я хотел, я бы уже давно рассказал все отцу! Тарас говорил с ним и может подтвердить: он не в курсе ваших дел.
Парни переглянулись:
– Что будем делать?
Староста обнял Белова за плечи.
– Последний разговор.
Он ступил на скользкую площадку, не отпуская мальчика. Остальные сгрудились за их спинами. А вожак подтащил Славика к самому краю.
– Страшно? Боишься?
– Да…
– Красовский тоже боится!
Он легко подтолкнул Славу, и тот, поскользнувшись, полетел вниз.
– Так мы будем поступать с каждым предателем, – провозгласил староста. Лица парней оставались каменными. Они молча посмотрели на распластанное внизу тело, черневшее на свежевыпавшем снегу.
* * *
Алла Дмитриевна, повествуя об этих печальных и ужасных событиях, постоянно прерывала саму себя, захлебываясь слезами. Владимир утешал ее как мог, хотя и понимал: никакие сочувственные слова не вернут ей ее мальчика.
– Откуда же вы узнали о подробностях его гибели? – спросил он. – Ведь, по вашим же словам, парни не признались в убийстве или в соучастии.
– Нам все рассказал Андрей Жигарев, – ответила несчастная женщина. – Однако он сразу заявил: на суде никаких показаний от него не будет.
– Значит, друг вашего сына участвовал в его убийстве?
Она вздохнула:
– Он прижался к стене и смотрел. Связаться со сворой бешеных собак – и то было бы безопаснее. Я его не виню.
– И что же было потом?
Алла снова заплакала:
– Вечером нам сообщили о Славе, а утром муж, собравшись с силами, пошел к Красовскому. Он должен был узнать все о разговоре нашего сына с тренером. Тарас очень любезно принял его и ответил: беседа состоялась, и Слава назвал причину – конфликт с ребятами. Они якобы обзывали его и смеялись, когда у парня что-то не получалось.
– Мы решили эту проблему, – убеждал мужа Красовский. – Но Слава отпросился с тренировки, утверждая, что вы ждете его.
– Я его не ждал!
– Тогда я ничего не понимаю, – развел руками Тарас.
– Может, кто-нибудь из ребят что-то знает?
Тренер с готовностью подозвал мальчиков. Те с пеной у рта утверждали: все разошлись в шесть часов, Слава же ушел намного раньше, и поэтому никто его не видел. Милиция списала все на самоубийство, мотивируя это тем, что в наше время суициды среди подростков – обычное явление. Думать иначе – на то нет никаких оснований. На теле мальчика нет следов насилия. А что касается секции Красовского – это гордость города. Оперативникам действительно не к чему было подкопаться: и тренер, и ученики создали себе крепкое алиби.
Гоголев до хруста сжал пальцы.
– Как же вам удалось убедить милицию в обратном?
– Похоронив Славика, Николай пошел в редакцию единственной газеты нашего города и поведал историю журналисту. Тот взялся за расследование, но не ради нашего сына, а ради интересной статьи. Однако он подсказал нам много дельного. В частности, мы залезли в компьютер нашего мальчика и увидели эти страшные картинки насилия, которые присылали ему воспитанники Красовского. Журналист посетил Тараса, якобы для того, чтобы написать в газету о его прекрасной секции, и незаметно поставил жучок. Так милиция и узнала о разговорах тренера и его учеников и кое о каких их делишках. Диане повезло. Красовский и компания были заняты обсуждением плана очередного преступления, поэтому практические занятия временно прекратились. И прокуратура имела на эту женщину только то, что показали подростки.
– Ясно. – Владимир пристально посмотрел в ее заплаканные глаза. – Скажите, а вашему мужу никогда не хотелось свершить акт правосудия собственными руками?
– То есть убить Красовского? – уточнила Алла Дмитриевна. – Нет. Мы уважаем закон.
– Но ведь его супруга избежала тюрьмы. Что, если именно она подталкивала детей к убийству?
Несчастная мать сжала губы.
– Вы на что намекаете? Мол, не Николай ли расправился с ней в Крыму? Это абсурд, молодой человек!
– И все же мне необходимо с ним поговорить. Как это можно устроить?
Она задумалась:
– Семнадцатого декабря будет ровно год, как нет Славика. Однако он был нашим единственным ребенком, и мы поэтому с мужем поминаем его семнадцатого числа каждого месяца. Сегодня пятнадцатое июля. Я, конечно, не дам гарантии, что Николай появится, но сердце мне подсказывает: он скоро приедет. Если не придет домой, то на кладбище отправится обязательно. Вот и все, чем я могу вам помочь.
Владимир поблагодарил несчастную женщину и поспешил уйти. Ему всегда казалось: самая страшная беда – это потеря ребенка. А если ребенок единственный, то только Господь может вселить в человека силы, чтобы он сумел пережить это горе. Идя по пыльным улочкам Малаховки, он размышлял. Итак, найден первый подозреваемый – Николай Белов. И, хотя жена уверяет: ее супруг не собирался убивать Диану, ей нельзя верить. В принципе, Красовские еще дешево отделались! За убийство мальчика их никто не привлекал, а мадам Красовской и вовсе удалось избежать наказания. Почему Николай втайне от жены не мог сам вынести ей смертный приговор? Мог, и ведь, черт возьми, он был на Тигровом мысу! В гибели Дианы есть нечто символичное. Славика столкнули с верхнего этажа недостроенного дома, а женщину – со скалы. Нет, определенно, с Беловым надо поговорить. Да вот только захочет ли он пойти на контакт? Размышления Владимира прервал звонок мобильного.
– Привет, пропащая душа!
Это был Авдолян и, судя по голосу, очень недовольный.
