– Слово Мазарини.
«Я предпочел бы другую клятву», – подумал д’Артаньян, а вслух сказал:
– Могу я засвидетельствовать мое почтение ее величеству королеве?
– Ее величество спит, – поспешно ответил Мазарини, – да и вам надо ехать немедленно. Поезжайте же.
– Еще одно слово, монсеньор. Если там, куда я еду, будут драться, мне драться тоже?
– Вы поступите так, как прикажет вам лицо, к которому я вас посылаю.
– Хорошо, монсеньор, – сказал д’Артаньян, протягивая руку к кошельку, – честь имею кланяться.
Д’Артаньян не торопясь опустил кошелек в свой широкий карман и, обратясь к офицеру, сказал:
– Будьте добры, сударь, разбудить от имени его преосвященства господина дю Валлона и передать ему, что я жду его в конюшне.
Офицер тотчас же побежал с поспешностью, которая выдавала д’Артаньяну его заинтересованность в этом деле.
Портос только что растянулся один на постели и уже, по своей привычке, начал мелодично храпеть, как вдруг почувствовал удар по плечу.
Решив, что это д’Артаньян, он даже не пошевельнулся.
– От кардинала, – сказал офицер.
– А? – сказал Портос, широко раскрыв глаза. – Что вы говорите?
– Я говорю, что его преосвященство посылает вас в Англию и что господин д’Артаньян уже ждет вас в конюшне.
Портос глубоко вздохнул, встал, взял шляпу, пистолеты, шпагу и плащ и вышел, с сожалением оглянувшись на постель, где рассчитывал так сладко отдохнуть.
Не успел он повернуть спину, как офицер уже расположился на постели, и едва Портос переступил порог, как его преемник захрапел во всю силу своих легких. Это было вполне естественно: из всех постояльцев замка только он, король, королева да Гастон Орлеанский спали даром.
Глава X
Вести от Арамиса
Д’Артаньян направился прямо в конюшню. Светало. В стойлах он нашел свою лошадь и лошадь Портоса; однако в кормушках было пусто. Он сжалился над бедными животными и пошел в угол конюшни, где виднелось немного соломы, уцелевшей, по-видимому, от ночного опустошения; вдруг, собирая ногой солому, он наткнулся концом сапога на что-то большое и круглое. Это был человек, который, получив удар, вероятно в чувствительное место, вскрикнул и, поднявшись на колени, стал протирать глаза. Перед д’Артаньяном был Мушкетон, который, оставшись без соломы, отнял ее у лошадей.
– Живее, Мушкетон! – крикнул д’Артаньян. – В дорогу, в дорогу!
Узнав голос друга своего господина, Мушкетон вскочил, но, поднимаясь, выронил несколько золотых, незаконно нажитых ночью.
– Ого! – сказал д’Артаньян, поднимая один из золотых и поднося его к носу. – Какой странный запах у этого золота! Оно пахнет соломой.
Мушкетон густо покраснел и так смутился, что гасконец расхохотался и сказал ему:
– Портос рассердился бы, милейший мой Мушкетон, но я тебя прощаю; пусть это золото послужит лекарством для твоей раны. Ну, живей в путь!
Мушкетон тотчас же повеселел, быстро оседлал лошадь своего господина и, не слишком морщась, уселся на свою.
Тем временем явился и Портос с очень кислым видом. Он удивился как нельзя больше бодрости д’Артаньяна и веселости Мушкетона.
– А, вот оно что? – сказал он. – Вы, значит, с чином, а я барон?
– Мы едем за грамотами, – сказал д’Артаньян. – Мазарини подпишет их после нашего возвращения.
– А куда мы едем? – спросил Портос.
– Прежде всего в Париж, – ответил д’Артаньян. – Мне нужно там устроить кое-какие дела.
– Хорошо, едем в Париж, – сказал Портос.
И они оба поскакали в Париж.
Подъехав к заставе, они были поражены боевым видом столицы. Народ вопил около разбитой вдребезги кареты; рядом стояли пленники, пытавшиеся бежать из Парижа, – какой-то старик и две женщины.
Напротив, когда д’Артаньян и Портос попросили, чтобы их пропустили в город, толпа выразила им свой полный восторг. Их приняли за дезертиров королевской партии и хотели привлечь на свою сторону.
– Что делает король? – спрашивали они.
– Спит.
– А испанка?
– Десятый сон видит.
– А проклятый итальянец?
– Бодрствует. Держитесь крепче; если они уехали, то, конечно, не без умысла. Но так как, в сущности, сила на вашей стороне, – продолжал д’Артаньян, – то стоит ли вам обижать стариков и женщин? Принимайтесь лучше за настоящее дело.
В толпе с удовольствием выслушали эти слова и отпустили дам, которые поблагодарили д’Артаньяна красноречивым взглядом.
– Теперь вперед! – скомандовал д’Артаньян. И они продолжали свой путь, пробираясь сквозь баррикады, перескакивая через цепи, тесня людей, расспрашивая и отвечая на вопросы.
На площади Пале-Рояля д’Артаньян увидел сержанта, который обучал военному делу пять-шесть сотен горожан. Это был Планше, использовавший для городской милиции опыт, полученный на службе в Пьемонтском полку.
Проходя мимо д’Артаньяна, он узнал своего бывшего хозяина.
– Здравствуйте, господин д’Артаньян, – сказал он с гордым видом.
– Здравствуйте, господин Дюлорье, – ответил д’Артаньян.
Планше остановился и вытаращил на д’Артаньяна глаза. Видя, что начальник остановился, первый ряд остановился тоже, а за ним и остальные ряды.
– Эти горожане ужасно смешны, – сказал д’Артаньян Портосу и направился дальше.
Минут через пять они спешились у гостиницы «Козочка».
Прекрасная Мадлен бросилась навстречу д’Артаньяну.
– Любезная госпожа Тюркен, – сказал д’Артаньян, – если у вас есть деньги, закопайте их поскорее; если есть драгоценности, припрячьте их немедленно; если есть должники, выжмите из них деньги; если есть кредиторы, не платите им.
– Почему так? – спросила Мадлен.
– Потому что Париж будет превращен в груду пепла, подобно Вавилону, о котором вы, должно быть, слышали.
– И вы оставляете меня в такую минуту!
– Сейчас же, – сказал д’Артаньян.
– Куда же вы отправляетесь?
– Ах, вы оказали бы мне огромную услугу, сообщив мне это.
– О, боже мой, боже мой!
– Нет ли у вас писем для меня? – спросил д’Артаньян, делая своей хозяйке знак рукой, чтобы она перестала причитать, так как, мол, всякие жалобы все равно бесполезны.
– Есть письмо, которое только что пришло.
Она подала его д’Артаньяну.
– От Атоса! – воскликнул д’Артаньян, узнав твердый и острый почерк своего друга.
– А! – сказал Портос. – Посмотрим-ка, что он пишет.
