— Сергей Михайлович, расслабьтесь, — сразу же сказала Татьяна Геннадьевна, едва он переступил порог ее просторного кабинета. — Но сухарики все-таки сушить начинайте. Вас хотят привлечь к уголовной ответственности за глумление над трупом.
— За что?!
— За глумление, — все так же весело продолжила Каширина. — Ну а если серьезно: на вас пишут многочисленные жалобы в прокуратуру. Мои бывшие коллеги уже просто не знают, куда деваться от этой Рыковой. Вот и попросили меня поговорить с вами конфиденциально, им самим, как вы понимаете, это делать не с руки. Они обязаны провести проверку, а проверять-то не хочется, это ж курам на смех!
— Да что случилось, Татьяна Геннадьевна?
— Рыкова написала, что у трупа ее отца отрезали голову, а потом снова пришили.
— Зачем? — не понял Саблин.
Советник мэра по безопасности расхохоталась.
— Ну а мне-то откуда знать, зачем вы отрезали несчастному старику голову, а потом снова пришили? Вы меня простите, Сергей Михайлович, человек умер, и в этом нет ничего смешного. Я понимаю всю бестактность моего смеха, но ничего не могу поделать. Это действительно смешно. Просто прокурорские ребята знают, что мы с вами хорошо знакомы и поддерживаем добрые отношения, поэтому они и попросили меня поговорить с вами. Ну сделайте же что-нибудь, чтобы Рыкова унялась наконец! Она никому жизни не дает, и в прокуратуре всех замучила, и в суде, и в милиции, и в горздраве. Вот-вот до нас доберется. Так голова — это еще полдела. Имейте в виду: вы еще сняли с трупа кожу и взамен пришили чужую.
— Ага, — задумчиво кивнул Саблин. — Понял. Снял — пришил. Отрезал — пришил. Вопрос: для чего? Для чего это нужно? У нее есть хоть какие-нибудь версии?
Дальше разговор потек в спокойном русле, они мирно обсудили ситуацию и пришли к заключению, что, поскольку Рыкова за свидетельством о смерти не является и тело отца не забирает, его можно похоронить за государственный счет как безродного. Саблину нужно всего лишь передать свидетельство о смерти Рыкова вместе с паспортом в похоронную службу, а они уж сами знают, как и что нужно делать и оформлять.
— Только не забудьте послать дочери Рыкова письмо с уведомлением, — напомнила напоследок Каширина. — Ситуация противная, скандальная, у вас не должно быть ни одного юридически слабого места.
— Вы чего-то боитесь? — насторожился Сергей.
Ситуация действительно была противной, но отнюдь не скандальной. Бюро нигде и ни в чем не нарушило ни закона, ни этических и моральных норм. Саблина и его подчиненных упрекнуть было не в чем. А Каширина явно чего-то опасается…
Оказалось, что Рыкова нашла сочувствие и понимание у одной правозащитной организации, славящейся тем, что она по любому поводу устраивала пикеты и митинги. А Татьяна Геннадьевна как советник мэра по безопасности как раз и отвечала за то, чтобы мэр не пересекался с массовыми скоплениями людей, разумеется, кроме тех случаев, когда он должен был перед ними выступать, и чтобы сами эти массовые скопления никак не нарушали нормальную жизнь северогорцев. Собственно, именно ей мэр и задает вопросы, когда выясняется, что в городе есть проблема, проблема не решается, это будоражит население, которое собирается на митинги и пикеты, нарушая размеренное функционирование города и его повседневную жизнь.
— Я же была прокурором по общему надзору, — объяснила она, — то есть считаюсь специалистом по нарушению законодательства в социальной сфере. Поэтому как только возникает какая-то острая проблема в социалке, ведущая к дестабилизации общественного порядка, меня сразу к ответу. А те правозащитники, которые поддерживают Рыкову, чрезвычайно активны. Поэтому давайте мы с вами постараемся закрыть вопрос как можно быстрее и как можно более безболезненно, хорошо?
Сергей поступил так, как они договорились, передал все документы в похоронную службу, направил Рыковой письмо с уведомлением о том, где и в каком порядке будет захоронено невостребованное тело ее отца, и постарался выбросить проблему из головы: насущных дел и вопросов, требующих решения, у него и без того немало.
Однако прошли еще три недели, и Саблина вызвали в суд. Рыкова-то похоронили, а вот дочка его так и не унялась. И теперь Сергея Михайловича Саблина, начальника Северогорского Бюро судебно-медицинской экспертизы, суд хотел заслушать в качестве ответчика по иску о том, что гражданина Рыкова похоронили тайно и без согласования с его дочерью, потому что хотели скрыть следы преступной деятельности судебных медиков. Кроме того, дочь требовала призвать к ответу начальника Бюро и директора похоронной службы за то, что ее отца похоронили на краю кладбища в Северогорске, хотя она была против, а должны были похоронить в Москве на Новодевичьем кладбище или даже у Кремлевской стены. Саблин сидел в первом ряду, поглядывая то и дело на директора похоронной службы — относительно молодого человека, энергичного и делового, сидящего тоже в первом ряду, но через проход. Иногда они обменивались понимающими взглядам, дескать, жаль, что законы у нас теперь такие гуманные и сумасшедшего нельзя направить на принудительное лечение до тех пор, пока он не совершит что-нибудь противозаконное. А ничего противозаконного Рыкова, к великому сожалению, не совершала.
Судье было откровенно скучно, она давно знала Саблина, еще с тех пор, как он работал в гистологии, вскрывал трупы, участвовал в комиссионных экспертизах по «медицинским» делам и давал показания в гражданском процессе в качестве эксперта. Сергей понимал, что она ему сочувствует, но сделать ничего не может: процесс нужно вести по всем правилам, слушание дела нельзя сокращать, так что всем придется помучиться. В итоге было вынесено решение: в удовлетворении исковых требований гражданки Рыковой к Северогорскому Бюро судебно-медицинской экспертизы и Северогорскому предприятию «Ритуал» отказать.
Жаль было потраченного на судебное заседание времени. И Саблин, решив, что день все равно пропал, неожиданно для себя пригласил директора похоронной службы посидеть где-нибудь «за рюмкой чаю». Тот сразу же согласился, сверкнув улыбкой. Они были знакомы ровно столько, сколько Виктор Павлович Лаврик возглавлял похоронную службу Северогорска, то есть три последних года. Контора Лаврика находилась рядом с территорией кладбища, но он частенько заглядывал в Бюро, когда нужно было решать вопросы с транспортировкой усопших или с какими-нибудь особыми услугами, оказать которые могли только работники морга, но о которой просили почему-то именно похоронную службу. Вероятно, родственники умерших, желая, чтобы их близкий выглядел на своем последнем пути максимально достойно, считали внешний вид покойного такой же заботой «Ритуала», как и гроб, и венки, и прочие аксессуары. Идти в морг они боялись, и Лаврику то и дело приходилось выступать в роли посредника. Хотя Саблин подозревал, что роль эта весьма неплохо оплачивалась, но считал, что это не его дело. Главное, чтобы в морге был порядок и чтобы санитары и врачи, подрабатывающие в свободное время в «Ритуале», не забывали о своих прямых обязанностях и проводили бальзамацию, гримирование, а в некоторых случаях — и полную реставрацию лица по фотографии, не в свое рабочее время.
