В приемной перед кабинетом его ждала жена Кудиярова, красивая яркая худощавая женщина, настроенная весьма агрессивно. Она без приглашения последовала за Сергеем прямо в кабинет и с порога начала говорить о том, что это она написала жалобу в прокуратуру, потому что вместо оказания неотложной и квалифицированной медицинской помощи ее мужа возили из больницы в больницу и тем самым просто угробили.
Он страшно устал. Он только что провел сложнейшее исследование, причем постоянно говорил вслух, одновременно диктуя протокол медрегистратору и общаясь с клиницистами, у него сел голос и ужасно разболелась голова. И слушать резкий неприятный голос вдовы Кудиярова не осталось никаких сил.
Но выхода у него не было. И Саблин начал успокаивать перенесшую такое горе женщину, объяснять ей, что врачи ни в чем не виноваты, они все сделали правильно, а вот отчего умер ее муж — еще предстоит выяснить, потому что случай сложный, и без длительных и тщательных дополнительных исследований ничего точно сказать нельзя.
— Вы получите свидетельство о смерти, в котором написано, что причина смерти временно не установлена. Это свидетельство даст вам возможность получить гербовое свидетельство в ЗАГСе и похоронить мужа. Но это не значит, что мы перестанем искать ответ на вопрос: почему он умер? Что с ним случилось? Не думайте, что я собираюсь отделаться от вас этой бумажкой и забыть обо всем. Мы будем искать истину, я вам обещаю.
Женщина постепенно успокаивалась, и уже можно было задать ей несколько вопросов, в частности о том, где она покупала продукты, из которых готовила дома еду.
— В магазине, в супермаркете, — удивленно ответила Кудиярова. — У нас супермаркет прямо рядом с домом, я всегда там покупаю, потому что… Ну, в общем, там.
— Почему? — заинтересовался Сергей. — Почему не в другом месте?
— У меня руки болят, — еле слышно призналась она. — Я тяжести совсем не могу носить, у меня сумки из рук просто выпадают, кулак не удерживает. Поэтому продукты я ношу из самого близкого к дому магазина. Двадцать метров всего от подъезда. Столько я еще могу пронести, у меня же и муж, и двое детей, и родители, всех кормить нужно, продуктов много покупаю, сумки тяжелые. А почему вы спросили?
— Хочу понять, не могли ли попасть на вашу кухню испорченные продукты.
— А… — протянула она равнодушно. — Нет, нет. Я там уже десять лет продукты покупаю, там все хорошее, ни разу не было, чтобы лежалое или испорченное… И потом, мы все едим одно и то же, но никто ведь не заболел и не…
Она заплакала тихо и горько, но все-таки сквозь слезы сумела выдавить:
— И не умер… Как Рустам…
Значит, не было никаких случайных покупок в непроверенных местах у неизвестных продавцов. Уже легче. Или, наоборот, сложнее?
Ответа Саблин не знал.
* * *
Аутопсийный материал от трупа Рустама Кудиярова был передан для исследований в судебно-химическое отделение Бюро и в бактериологическую лабораторию эпидемиологического отдела Роспотребнадзора. Гистологию Сергей решил проводить после того, как получит результаты. Нужно было запастись терпением и ждать: посевы — дело не быстрое, ответ от бактериологов придет недели через три, а то и через месяц.
Мысли его были до такой степени заняты странным случаем, что, когда раздался звонок телефона и женский голос начал возмущенно что-то кричать, он даже не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Какое право вы имели перепроверять мое заключение! — надрывалась невидимая собеседница. — Я вам что — девочка с улицы? Я — врач высшей категории! Я специалист с двадцатилетним стажем! У меня за эти двадцать лет не было ни одного нарекания! Мои заключения никогда в жизни никто не перепроверял и не опровергал! Вы что себе позволяете!
Только услышав про двадцатилетний стаж и высшую категорию, Саблин вспомнил: Людмила Григорьевна Окулова, совместитель, основное место работы которого — наркологический диспансер. Именно ее попросили провести исследование по случаю погибшего на производстве Алексея Вдовина на предмет наличия наркотических и сильнодействующих веществ. И именно ее заключение он перепроверял тайком в областном Бюро судебно-медицинской экспертизы.
Вот, значит, как! Узнала, что ее заключение подверглось сомнению. Значит, прокуратура зашевелилась и начала проверочные мероприятия, дав поручение следственному комитету, а тот, в свою очередь, вызывал «химичку» и требовал у нее дачи объяснений. Вероятно, там ей и сказали, что проверка эта была затеяна не без участия начальника Северогорского Бюро судмедэкспертизы. Ну что ж, уже хорошо. Неприятно кольнула только мысль о том, что он совсем забыл о случае Вдовина и о его матери, Вере Владимировне, которой сам же и давал советы о том, как нужно действовать. Но смерть отца, морока с трупом Рыкова, последующий суд, а теперь и случай Кудиярова совершенно вытеснили из его памяти юношу, которого оболгали и выставили наркоманом.
Он выслушал все, что имела сказать сотрудница наркодиспансера, терпеливо дожидаясь, пока она иссякнет, потом сказал, стараясь не повышать голос:
— Уважаемая Людмила Григорьевна, если вы не забыли, я — начальник Бюро, и я имею полное право проверять и перепроверять работу своих подчиненных столько, сколько мне вздумается, и там, где я сочту нужным. А поскольку вы являетесь совместителем, работаете в моем Бюро на полставки и получаете зарплату в моей бухгалтерии, то и ваша профессиональная деятельность подлежит точно такому же контролю, как и деятельность любого моего подчиненного. Если вас это оскорбляет — ничем не могу помочь. Вы не кустарь-одиночка и не гений, работающий над своими проектами в башне из слоновой кости, вы — государственный служащий, работающий в бюджетной сфере, и вас никоим образом не должно удивлять, шокировать или оскорблять то обстоятельство, что у вас есть начальники и эти начальники время от времени вас контролируют. Если же вы полностью уверены в результатах своих исследований и готовы ответить за каждое слово в своем заключении, то я не вижу причин для такой вашей нервозности. Что вы так разволновались-то? Вы пришли к одним выводам, в областном Бюро пришли к другим выводам, вот и пусть те, кому положено, разбираются, кто прав, а кто не прав и почему.
Она что-то еще гневно говорила в трубку, но он уже не слушал, листая свободной рукой ежедневник в поисках телефона Веры Владимировны Вдовиной, которой он собирался немедленно позвонить, чтобы узнать, как идут дела.
Вдовиной он дозвонился сразу, с первой же попытки, и узнал, что за истекшее время мать Алексея прошла все круги бюрократического ада, ежедневно являясь в прокуратуру и в следственный комитет с требованиями провести проверку и возбудить уголовное дело по факту гибели ее сына. Она ходила на прием к руководителям всех уровней, они писала жалобы, она уговаривала журналистов написать и опубликовать материал о своем оклеветанном мальчике, выслушивала вежливые и не очень вежливые отказы, объяснения, почему дело возбудить невозможно, а также советы бросить все и забыть, потому что парня все равно не вернешь, а здоровье свое она окончательно угробит. Но Вера Вдовина была не из тех, кто останавливается на полпути. И после того, как она написала очередную жалобу в прокуратуру области, оттуда пришел приказ провести новую проверку. Проверка началась, и звонок Окуловой был одним из первых ее результатов.
