Потому что Учитель — это мой папа. Я уверен в этом. Мама всегда говорила мне, что мой папа нас бросил и живет теперь далеко. И я, наивный и глупый, до поры до времени верил ей. А потом познакомился с Учителем и внезапно понял: это мой папа! Потому что только родной отец будет с таким удовольствием разговаривать и проводить время с мальчиком, угощать его мороженым и пепси-колой, ходить с ним в кино и в цирк, когда бывали гастроли, ездить далеко за город, рассказывать про природу, попутно показывая разные растения, насекомых, птиц, а если сильно повезет — то и кое-каких животных.
Мама рано научила меня читать и всегда говорила, что я намного умнее, чем полагается быть мальчику моего возраста. Правильно говорила! Я действительно очень умный. Поэтому быстро догадался, что и как. Мама специально сказала мне, что папа плохой, бросил нас и уехал далеко-далеко, в другой город. Чтобы я не искал его и не думал о нем. А на самом деле мой папа остался здесь. И никакой он не плохой. Он замечательный, добрый и умный. И очень меня любит. Он нашел меня, и теперь мы с ним постоянно встречаемся. Но я же умный мальчик, поэтому я понимаю, что мама об этих встречах знать не должна. Пусть думает, что сумела меня обмануть. Пусть считает меня доверчивым и наивным. Так мне будет проще ею управлять и добиваться того, что мне нужно.
Конечно, я не утерпел и как-то спросил Учителя:
— А вы случайно не мой папа?
Он ответил:
— Ну что ты, конечно, нет.
Но мне показалось, что он при этом как-то смутился и отвечал не очень уверенно. Я не стал ни на чем настаивать. Понятно, что если он признается, то я могу проговориться маме, а она сделает все, чтобы запретить нам встречаться. Мама у меня такая. Но я все равно обо всем догадался, ведь не зря же я столько взрослых книжек прочитал.
Я умный.
Я — царь и бог.
Я — повелитель мира.
ГЛАВА 2
Лена выпорхнула из примерочной и встала перед Сергеем, нетерпеливо притоптывая ножкой, обутой в кремовую изящную туфельку.
— Ну как?
Она повернулась вокруг своей оси и вопросительно взглянула на Сергея.
— Хорошо? Тебе нравится?
Он кинул на невесту хмурый взгляд и кивнул.
— Нормально.
— Нормально?! И это все? Но тебе самому нравится?
Ему было все равно. Настроение испортилось окончательно и бесповоротно несколько часов назад, во время дежурства на кафедре госпитальной терапии. Они договорились с Леной сегодня идти покупать платье для бракосочетания, и хотя ему было вовсе не до свадебных приготовлений, отменять поход в салоны он не стал, понимая, как важна для девушки подготовка к самому главному в этот период жизни мероприятию. Но справиться с настроением Сергей все-таки не сумел, и одолевавшие его мрачные мысли, казалось, окутывали темным тяжелым облаком все пространство вокруг него. Он не мог заставить себя проявлять интерес к платью или хотя бы делать вид, что для него все это не менее важно и значимо, чем для Ленки. Она не понимала, почему жених сидит злой и молчаливый, сердилась сама, теребила его вопросами, требовала ответов и обиженно дулась. Сергей пока не рассказал ей, в чем дело, хотя никакого секрета делать из этого не собирался. Просто Ленка прибежала к условленному месту встречи такой сияющей и окрыленной, что у него язык не повернулся ей рассказывать о своих проблемах. И разве можно в этом случае винить ее в том, что она искренне не понимает его состояния?
Лена примеряла уже седьмое или восьмое платье, и её все время что-нибудь не устраивало. Она показывалась Сергею, вертелась перед ним, пыталась объяснить и ему, и продавщицам, чего именно ей хочется, спрашивала совета у всех подряд вплоть до других покупателей, а Сергей сидел на жесткой, неудобной, обитой дерматином низкой банкетке и терпеливо ждал, когда же закончится весь этот цирк, казавшийся ему таким глупым и ненужным.
— Ну Сереж! — В голосе Лены зазвучало раздражение, смешанное с готовностью расплакаться. Что поделать — беременная женщина редко когда может справиться с эмоциями, Сергей относился к этому с пониманием и даже порой с умилением. — Ну что ты сидишь, как сыч, надулся и молчишь! Это что, только моя свадьба, что ли? Тебя она вообще не касается?
— Касается, — равнодушно ответил он. — Я все равно ничего не понимаю в ваших нарядах. Покупай то, что тебе нравится.
— А тебе? Я же хочу, чтобы тебе тоже нравилось. Это наша свадьба, и я должна быть на ней самой красивой в мире, чтобы ты меня такой запомнил на всю оставшуюся жизнь и никогда не разлюбил.
— Я тебя и так не разлюблю.
Ему удалось даже слегка улыбнуться, но надолго удержать улыбку на губах не получилось: слишком уж муторно было на душе.
— Посмотри, вот это платье мне в принципе нравится, — снова защебетала Лена, — но я боюсь, что живот… Как ты думаешь, через полтора месяца живот уже будет видно?
Срок беременности к моменту свадьбы достигнет всего четырех с половиной месяцев. Никакого особенного живота в это время обычно еще не видно. Так, слегка округляется талия, увеличивается грудь. Бывают, конечно, исключения, но Ленка в их число явно не попадает, во всяком случае, так казалось Саблину. Вопрос был совершенно невинным, однако сыграл роль детонатора: Сергей внезапно взорвался. И, как всегда в такие моменты, со дна сознания поднималась грязная зловонная муть, выносящая на поверхность самые несправедливые, граничащие с откровенным хамством, слова:
— Если тебя так волнует проблема живота, взяла бы справку в женской консультации, и нас расписали бы в течение недели, — задыхаясь от ярости, проговорил он. — Зачем ждать два месяца?
— Ну что ты, Сережа, — удивление Лены было столь велико, что она, казалось, даже не заметила его грубости, — я же хочу настоящую свадьбу, а не посиделки с друзьями в дешевом кафе. Мне нужно всех пригласить из Ярославля, и родителей, и родственников, подруг, и институтских девчонок собрать. И твои родные чтобы могли собраться, а то мало ли у кого какие планы, за неделю всех не соберешь.
— Мои-то родные тебе зачем?
— Пусть все видят, какая я у тебя красавица!
Она кокетливо улыбнулась и показала Сергею язык.
Лена действительно была настоящей красавицей, сероглазой, с точеным личиком и такой же точеной невысокой фигуркой. Особую гордость ее составляли волосы — каштановые, длинные, до талии, прямые, очень густые и очень блестящие, даже лучше, чем на фотографиях в женских журналах в рекламе шампуней. Она любила встряхивать волосами при любой возможности, давая окружающим шанс полюбоваться этой красотой, и даже позволяла себе расчесываться прилюдно, дабы привлечь дополнительное внимание к своей внешности. Конечно, это было, строго говоря, признаком дурного воспитания, но Сергея не раздражало, как, впрочем, не раздражало в девушке ничего. Ему все нравилось — и ее лицо, и ее тело, и ее неуемный сексуальный аппетит и неистощимая фантазия в постели, и ее детскость, наивность и простота. И сейчас он уже жалел о своей грубости и радовался тому, что Ленка, кажется, ничего не заметила и не обиделась. Ему стало неловко, и он решил сгладить ситуацию.
