Дежурный следователь к категории дураков ни в коем случае не относился, поэтому принял решение правильное, более того, проявил уважение к представителям обеих экспертных специальностей и попросил их сформулировать вопросы для постановлений.
Когда закончили с санузлом, начали втроем осматривать остальные помещения. На кухне обнаружились две кастрюли с остатками вареного мяса, а на балконе Саблин нашел дурно пахнущий мешок с начавшим разлагаться человеческим торсом с головой, но без рук и без ног. На груди в проекции сердца он увидел явно прижизненную колото-резаную рану с грязным бурым интенсивным пропитыванием на фоне зеленоватой кожи. Внутренние органы отсутствовали — они были извлечены через прорубленную топором дыру в правой подмышечной области и на правой боковой стенке живота.
— Красиво, — протянул следователь, осматривая находку Сергея. — Опупеть можно. Чего это они его так грубо распотрошили?
— Эвисцерация проводилась лицом, абсолютно не знакомым ни с техникой вскрытия трупов, ни с техникой разделки на мясо туш животных, — усмехнулся Саблин. — Это если официальным языком выражаться. А если попроще, то извлечение органов проводилось человеком неопытным и не имеющим представления об анатомии ни человека, ни животных. То есть из числа подозреваемых можно смело исключать врачей и мясников.
Следователь задумчиво покивал, глядя куда-то в небо.
— Ну ясное дело, Кошонины не врачи и не мясники, папаша Кошонин всю жизнь на заводе железобетонных изделий пропахал, а сынок так и вовсе никогда не работал, поскольку диагноз «шизофрения» получил еще в семнадцать лет, сразу же на инвалидность сел и пенсию потихоньку пропивал.
— Откуда вы знаете? — удивился Сергей. — Они же молчали все время, ни на один вопрос не ответили.
— Сергей Михайлович, у меня глаза есть, — фыркнул следователь, — и читать я тоже умею. Не так хорошо, конечно, как вы, но кое-как, по слогам, справляюсь. Пока вы с нашей драгоценной Лидией Игоревной Ровенской делали свою работу, я делал свою, то есть осматривал место происшествия. И увидел на стенах большой комнаты двенадцать почетных грамот, которые получил Кошонин-старший как победитель соцсоревнования, еще при советской власти. А в коробке с документами нашел медицинские и пенсионные документы Кошонина-младшего.
Сергей почувствовал себя неловко и поспешил сменить тему. Он вспомнил, что когда Лидия Игоревна изымала и упаковывала лом, она, осторожно удерживая его за концы, зачем-то понюхала сначала один конец, потом другой. Сергей тогда хотел спросить, зачем она это делает, но отвлекся на что-то. Вот теперь и спросит.
— Пыталась определить, есть ли там запах фекалий, — ответила Лидия Игоревна, не отрываясь от своего занятия: поиска и фиксации следов на мешке, в котором находился расчлененный труп.
— А зачем? — не понял Сергей.
— Ну, как вам сказать, — Ровенская лукаво усмехнулась, — проверяла кое-какие предположения, чтобы потом более грамотно и полно провести свои исследования. Вы обратили внимание на то, что в кухне нет холодильника?
На это Сергей внимания не обратил, в чем и признался.
— Эх, вы, — в голосе Лидии Игоревны слышалась насмешка, но не злая, а какая-то уютная, домашняя. С такой насмешкой родители обычно говорят любимым детям: «Эх, ты, растяпа!» — Но хотя бы погоду-то вы замечаете?
— Погоду замечаю, — сердито отозвался Сергей. Он терпеть не мог, когда его поучают. Вообще это было его слабым местом. Попытки поучать виделись ему сплошь и рядом и приводили в бешенство. — Только при чем тут погода?
— А чего вы злитесь? — рассмеялась Ровенская.
Одетая в лыжные нейлоновые брюки и свободный толстый свитер, она работала на балконе без куртки, и Сергей видел, как ей холодно. Зато цвет лица снова приблизился к почти нормальному, болезненная бледность, появившаяся во время работы в ванной, сменилась выступившим на морозе слабым румянцем. Лидия Игоревна с сентября по середину апреля всегда приходила на дежурство в лыжных брюках из непромокаемой ткани, причем не страдающий невнимательностью Сергей отмечал, что брюки эти обновлялись несколько раз за сезон, они бывали и черными, и серыми, и синими, и цвета бордо или темной сливы. Саблин подозревал, что брюки эти — из коллекций спортивной одежды ведущих мировых фирм и стоят ох как недешево. При этом вне дежурств Лидия Игоревна одевалась очень красиво и выглядела неизменно элегантно. Однажды он спросил Ровенскую, почему она так странно одевается, и она, расхохотавшись, ответила, что при осмотре места происшествия бывает необходимым вставать на колени и лазить бог знает где: и по земле, и по лужам, и по снегу, и по крыше, и даже по канализационной трубе. В чем же еще приходить на такую работу, как не в штанах, которые не промокают и которые легко отчистить от любой грязи, просто проведя по ним влажной тряпкой, а нет — так и просто на ладонь поплевать.
— Я не злюсь, я просто не понимаю смысла ваших вопросов, — ответил Саблин, еле сдерживаясь.
— Ой, какой вы, Сергей Михайлович… Сочувствую вашей супруге. Небось из конфликтов не вылезаете. Ладно, отвечаю вам: эти Кошонины кого-то убили. Куда труп девать — не сообразили. Для начала вынесли на балкон. Зима, холодно, труп там себе лежит в мешочке и есть не просит. Кошонины живут на две пенсии, то есть не жируют, а еще же водку надо покупать, так что на продукты совсем денег не хватает. И они решают покушать того, кого зарезали. Отрезали куски, варили, питались. Холодильника у них нет, это вы знаете. Потом выглянуло солнышко, оно уже две недели как ежедневно светит. И даже греет. И труп начал потихоньку оттаивать и разлагаться. Что делать? Беда ведь, он же пахнет, надо что-то предпринимать. И вот наши милые ребята Кошонины начали от него куски отрезать, в мелкую лапшу рубить и спускать в унитаз. Рубили в ванне, в унитаз заталкивали. Вот такая примерно технология. А вчера или сегодня утром у них стояк и фановая труба забились. И кто-то из них взял лом и попытался пропихнуть затор. Это совершенно точно, потому что от лома исходит выраженный запах фекалий. Пихал, пихал, да не рассчитал силу и расколотил унитаз. Вот так примерно. Но это, конечно, только мои догадки.
Из квартиры они ушли только через четыре с половиной часа, измученные тем, что видели и обоняли на протяжении этого времени. Одна съемочная группа не дождалась выхода следователя и уехала, а вторая проявила стойкость, и когда Сергей вместе с Ровенской и следователем вышел на улицу, корреспондент и оператор кинулись задавать вопросы. Сергей постарался быстро пройти в машину и не попасть в кадр, Ровенская тоже, несмотря на комплекцию, довольно ловко прошмыгнула за ним следом, а следователь попал в цепкие лапки прессы и остановился. Видно, решил все-таки сказать несколько слов, очень уж чудовищным оказался случай.
«Жизнь намного ужаснее любого фильма ужасов», — думал Сергей на обратном пути. Не зря он эти фильмы никогда не любил и не смотрел. Ужасов ему вполне хватало на работе. Чего стоили только одни детские трупики, поклеванные птицами или обглоданные бездомными собаками! Или валяющаяся на проезжей части беременная матка с восьмимесячным плодом, буквально вырванная из женщины при автотранспортной аварии! После такого и спать не будешь, и никаких фильмов ужасов не захочешь. Завтра он сменится с дежурства, и если в Бюро не будет ничего срочного, поедет домой и посмотрит свой любимый вестерн «Веревка и кольт».
