— Оль… — растерянно пробормотал он. — Ты о чем?
Она неторопливо допила кофе, протянула руку, взяла чашку Сергея, заглянула в нее, поставила обратно на блюдце и вопросительно подняла глаза: будешь допивать? Он виновато кивнул, сделал два последних глотка, после чего обе чашки с блюдцами разделили судьбу джезвы, оказавшись вымытыми, вытертыми и спрятанными в шкаф. Ольга явно не торопилась отвечать на вопрос.
— Ну что ты молчишь? — спросил Сергей.
Он хотел произнести эти слова требовательно и строго, но получилось отчего-то жалобно и почти умоляюще. Услышав собственный голос, он снова разозлился. Слабак Ничтожество. Недоумок. У него аффективная дезорганизация мышления, если под влиянием сильных эмоций и переживаний он перестает владеть собой и теряет хладнокровие и контроль и над ситуацией, и над собственными мозгами.
— Саблин, Саблин, — тихо засмеялась Ольга, — ну что ты несешь? Откуда ты взял всю эту чушь? Почему ты решил, что я должна бояться за свою карьеру? Патологоанатом — профессия более чем востребованная, тебе ли не знать. Без работы я никогда не останусь, так что благосклонность Лукинова для меня никакой ценности не имеет. Хороший патологоанатом нужен всегда и везде. А я, Саблин, хороший патологоанатом. Очень хороший. Даже лучший, чем ты сам. И тебе это прекрасно известно.
Сергей посмотрел на нее с благодарностью.
— Ты не сердишься на меня?
— За что? — удивилась она. — За то, что ты поступил честно и в результате твоих действий у моего родственника неприятности, которые в конечном итоге могут ударить по моей семье?
— Ну да. Оль, я ведь не знал, что он замешан, я просто…
Она предостерегающе подняла ладонь, и Сергей заметил на пальце кольцо. Как сказали бы криминалисты, «белого металла с камнем синего цвета», поскольку в момент первичного осмотра никогда нельзя с точностью утверждать, что это такое: платина, белое золото, серебро, мельхиор или что другое, равно как и нельзя с ходу называть камень синего цвета сапфиром. Но Сергей знал, что это именно платина и именно сапфир. Это кольцо Ольга приметила в ювелирном магазине, когда они вместе искали подарок для ее мамы ко дню рождения. Кольцо было немыслимо дорогим. Значит, она его все-таки купила. На зарплату патологоанатома? Или как? Ему стало тяжко и муторно.
— Саблин, ты постоянно забываешь о том, что законы жанра существуют помимо наших желаний, — сказала она. — Они просто существуют, и их невозможно отменить. Поэтому их надо учитывать, вот и все. А злиться на них и переживать — пустая трата эмоций. Людей на нашей планете очень мало. Это иллюзия, что нас много. Нас мало. И мы все связаны очень короткими цепями. Давно доказан принцип пяти рукопожатий, повторяться не буду, ты в курсе. Поэтому когда ты что-то делаешь, ты должен иметь в виду, что цепочка, по которой пройдут волны от твоего поступка, может с большой степенью вероятности привести к человеку, которого ты знаешь, или который знает тебя, или с которым ты незнаком до поры до времени, но который может повлиять на твою жизнь и твою судьбу, а также на жизнь и судьбу твоих близких. Таков закон жанра. Это не значит, что нужно постоянно оглядываться или воздерживаться от поступков. Это означает только одно: такие последствия надо иметь в виду. Они могут наступить. Вот и все. За что же мне на тебя сердиться? Ты совершил поступок, последствия наступили. Все закономерно. Расслабься, Саблин.
Но расслабиться не удалось. И легче почему-то тоже не стало.
ГЛАВА 5
К концу мая стало понятно, что история со смертью шестимесячной девочки от вакцинации ничем не закончилась, Лукинов остался в своем кресле и поступил именно так, как и предрекала всезнающая и многоопытная Юлия Анисимовна: Сергей Саблин перестал быть на хорошем счету у руководства Бюро судмедэкспертизы, и его перевели из отделения экспертизы трупов назад в гистологию. Платили в гистологии меньше, чем в морге. Коллектив был Саблину знаком, ведь свою работу в Бюро он начинал именно здесь, в судебно-гистологическом отделении. И вновь, как и раньше, он оказался здесь единственным мужчиной. Ему было трудно, ведь существовать среди женщин — это особая наука и особое умение, которым обладает далеко не каждый. Дамы-гистологи обожали посплетничать, обсуждали детей, мужей, внуков и свекровей, тряпки, кухню и сериалы, которые сами, естественно, не смотрели, но воспринимали на слух, пока перед телевизорами просиживали их домочадцы. От многочасовой работы с микроскопом «садилось» зрение, и глаза уставали за рабочий день так, что телевизор смотреть никакого желания уже не было. В принципе Сергей в начале своей работы в Бюро к милой болтовне довольно быстро привык и относился спокойно, но теперь едва справлялся с раздражением и желанием высказаться грубо и нелицеприятно. Однако и тут приходилось себя умерять, ведь если в морге в одной с ним ординаторской сидели еще двое мужчин-экспертов и при случае Сергей мог позволить себе любые непарламентские выражения, то в присутствии женщин считал это недопустимым. А высказаться ох как хотелось! И не только тогда, когда его доставали пустопорожние разговоры, но и тогда, когда коллеги проявляли непрофессионализм или откровенную халатность, демонстрируя тем самым полное безразличие к этическим сторонам своей работы.
Дома тоже становилось все труднее, ссоры и конфликты с Леной не прекращались, особенно с того момента, как Сергей начал приносить уменьшившуюся зарплату. Вера Никитична, благоразумно пытавшаяся сохранить нейтралитет, поскольку проживала в московской квартире на птичьих правах, не придумала ничего умнее, как избегать контактов с зятем, ни о чем с ним не разговаривать и вообще стараться не попадаться ему на глаза. Это злило Лену, которая в дополнение к упрекам в материальной несостоятельности главы семьи добавляла претензии по поводу того, что Сергей создает в доме невыносимую обстановку, он постоянно не в настроении, он всегда уставший, у него нет ни сил, ни желания обращать внимание на близких, он ничем не помогает и вообще всех запугал, вон даже мама боится лишний раз выйти из комнаты и стакан чаю выпить.
Все это смертельно надоело Саблину, но куда деваться — он не представлял. Не разводиться же! Об этом и речи быть не может.
В августе грянул дефолт, и сгорели даже те крошечные сбережения, которые удалось выкроить «на черный день» из премий и тринадцатых зарплат. Отношения с родителями так и не потеплели после весеннего кризиса, вызванного скандалом вокруг Лукинова и вакцины АКДС, мать регулярно навещала внучку и привозила ей подарки, но старалась при этом свои визиты спланировать так, чтобы не встречаться с сыном. Сергей понимал, что это не от нежелания его видеть, а исключительно от стремления «наказать и доказать». Что поделать, бирюковская порода, кровь деда Анисима.
Единственным островком покоя оставалась Ольга, но Сергей после перевода в гистологию стал ездить к ней реже: понимал, что своим плохим настроением и неуправляемой резкостью и грубостью может все испортить. Потерять еще и Ольгу он не хотел. Все, что угодно, только не любимая профессия и не любимая женщина!
В середине декабря неожиданно объявился Петька Чумичев по прозвищу «Чума», одноклассник, с которым Серега все школьные годы просидел за одной партой, но с которым после выпускного ни разу не встретился. Чума поступил в какой-то технический вуз, кажется, что-то связанное с металлургией, и после получения диплома вообще исчез из столицы, хотя Саблину звонил каждый год ровно по два раза: в день рождения Сергея и в свой собственный.
