– Ах, – перебил кардинал с досадою, – отчего при нем нет какого-нибудь Мазарини, как при вас? Его корона была бы сохранена в неприкосновенности.
– Я знаю все, чем наш дом обязан вам, господин кардинал, – ответил молодой король гордо, – и верьте, я, со своей стороны, этого никогда не забуду. Именно потому, что мой брат, король английский, не имеет при своей особе такого могущественного гения, как тот, который спас меня, именно потому и хочу я доставить ему помощь этого гения, уверенный, что если ваша рука коснется его, она возвратит ему корону, которую он потерял в тот день, когда она упала к подножию эшафота его отца.
– Благодарю вас, ваше величество, за доброе мнение обо мне, – отвечал Мазарини, – но нам нечего делать там, где люди беснуются, отрицают бога и рубят головы своим королям. Они опасны, видите ли, очень опасны, и к ним противно прикоснуться с той минуты, как они забрызгали себя королевской кровью и грязью раздоров. Такой политики я никогда не любил и отстраняюсь от нее.
– Но вы можете помочь нам, создав ему иную.
– Какую?
– Например, восстановив Карла Второго.
– Боже мой! – воскликнул Мазарини. – Неужели несчастный король еще увлекается этой химерой?
– Разумеется, – возразил Людовик, испугавшись препятствий, который верный глаз его министра видел в этом предприятии. – Он просит для этого… не более… как миллион.
– Только-то! Один миллион, не больше! – насмешливо повторил Мазарини с итальянским акцентом. – Братец, всего-навсего миллиончик, братец! Какое-то семейство нищих!
– Монсеньор, – сказал Людовик XIV, подняв голову, – это семейство нищих – ветвь нашего дома.
– А ваше величество так богаты, что можете раздавать миллионы? У вас есть миллионы?
– Да, – отвечал юный король с величественной скорбью, которую он сумел, однако, скрыть, – да, господин кардинал, я знаю, что я беден, но французская корона стоит все же миллиона; а для доброго дела я, пожалуй, готов заложить свою корону. Я найду евреев, которые охотно дадут мне за нее миллион.
– Итак, вы говорите, ваше величество, что вам нужен миллион? – спросил Мазарини.
– Да, миллион.
– Ваше величество сильно ошибаетесь. Вам нужно гораздо больше. Бернуин!.. Вы сейчас узнаете, сколько вам нужно на самом деле… Бернуин!
– Как, господин кардинал? Вы собираетесь спрашивать лакея о моих делах?
– Бернуин! – повторил кардинал, притворяясь, что не замечает возмущения короля. – Пойди сюда и скажи, какую сумму я хотел иметь сейчас?
– Монсеньор! Монсеньор! – повысил голос Людовик, побледнев от негодования. – Разве вы не слыхали моих слов?
– Не гневайтесь, ваше величество: я открыто веду ваши дела. Во Франции все это знают: книги мои не под замками. Бернуин, что ты сейчас здесь делал?
– Складывал цифры.
– И сложил?
– Точно так.
– И все для того, чтобы узнать, сколько нужно его величеству в настоящую минуту? Не так ли я сказал тебе? Говори откровенно, друг мой.
– Да, так вы изволили сказать.
– Хорошо. А сколько было нужно?
– Сорок пять миллионов, кажется.
– А какую сумму насчитали мы, соединив все наши средства, ничего не пропустив?
– Тридцать девять миллионов двести шестьдесят тысяч франков.
– Хорошо, Бернуин, больше мне ничего от тебя не нужно. Теперь оставь нас, – прибавил кардинал, устремив проницательный взгляд на молодого короля, который не мог вымолвить ни слова от изумления и едва прошептал:
– Но… однако же…
– А, вы еще сомневаетесь? – спросил кардинал. – Так вот доказательство того, что я вам сказал.
И он вынул из-под подушки листок, исписанный цифрами, и подал его королю, который отвернулся, до такой степени он был огорчен.
– Вы желаете получить миллион, а так как он в этот счет не внесен, значит, вам нужно сорок шесть миллионов. Поверьте, в мире нет еврея, который решился бы дать взаймы такую сумму, даже под залог французской короны.
Король, сжав кулаки под пышными манжетами, отодвинул свое кресло.
– Тогда, – сказал он, – брат мой, король английский, умрет с голоду.
– Ваше величество, – отвечал Мазарини тем же тоном, – не забывайте пословицы, которая выражает самую здравую политику: «Будь доволен, что ты беден, когда твой сосед беден тоже».
Людовик подумал несколько минут, с любопытством поглядывая на бумагу, краешек которой высовывался из-под подушки.
– Итак, – повторил он, – исполнить моей просьбы о деньгах никоим образом нельзя?
– Невозможно.
– Подумайте: он будет моим врагом, если вступит на престол без моей помощи.
– Если ваше величество боитесь только этого, то можете быть спокойны! – с живостью заверил его кардинал.
– Хорошо, я больше не настаиваю.
– По крайней мере убедил ли я ваше величество? – спросил Мазарини, беря руку короля.
– Вполне.
– Просите о чем угодно другом, и я почту за счастье исполнить ваше желание.
– Любую мою просьбу?
– Все, все! Разве я не предан душой и телом вашему величеству? Эй, Бернуин! Факелов и провожатых его величеству! Его величество возвращается в свои покои.
– Нет еще, кардинал! Раз вы готовы исполнить любую другую мою просьбу, то я воспользуюсь случаем…
– Для вашего величества? – протянул кардинал, надеясь, что король заговорит наконец о его племяннице.
– Нет, не для меня, а опять для брата моего Карла.
Лицо Мазарини снова омрачилось, он пробормотал несколько слов, но король их не расслышал.
XI. Политика кардинала Мазарини
Вместо нерешительности, с какой четверть часа назад юный король обращался к кардиналу, теперь в его глазах блистала воля. С ней можно было бороться, может быть, даже победить ее, но воспоминание о поражении, точно рана, жгло бы сердце короля.
– Господин кардинал, – сказал Людовик, – на этот раз моя просьба не затруднит вас. Исполнить ее легче, чем найти миллион.
– Ваше величество так полагаете? – спросил кардинал, посматривая на молодого короля хитрым взглядом, умевшим читать затаенные мысли.
– Да, я так думаю, и когда вы узнаете, о чем я намерен спросить…
– А вы думаете, я этого не знаю?
– Как? Вы знаете, о чем я хочу просить?
– Выслушайте меня, ваше величество… Вот вам собственные слова короля Карла…
– Посмотрим!
– Слушайте: «Если этот скряга, этот мерзкий итальянец…»
