– Имею честь представить вашему величеству графа де Ла Фер, посла его величества короля английского… Государственное дело, господа! – прибавил он, обращаясь к гостям, которые по его знаку вышли все, с принцем Конде во главе.
Рауль, взглянув в последний раз на графа де Ла Фер, вышел вслед за принцем. Филипп Анжуйский и королева, казалось, совещались, остаться ли им.
– Тут дело семейное, – вдруг сказал Мазарини, останавливая их. – Граф де Ла Фер привез королю послание, в котором Карл Второй, восстановленный на престоле, предлагает сочетать браком брата короля с принцессой Генриеттой, внучкой Генриха Четвертого… Не угодно ли вам, граф, вручить письмо его величеству?
Атос стоял в изумлении. Каким образом министр мог знать содержание бумаги, с которой он ни на секунду не расставался?
Но, вполне владея собою, Атос подал депешу молодому королю, который, покраснев, взял ее. Торжественное молчание воцарилось в спальне кардинала. Оно нарушалось только тихим звоном золота, которое Мазарини желтой, сухой рукой укладывал в ларчик, пока король читал письмо.
XLI. Рассказ
Лукавый кардинал сообщил почти все, и послу ничего не оставалось прибавить. Однако весть о реставрации Карла II поразила короля. Он повернулся к графу, с которого не спускал глаз с самого его появления, и спросил:
– Не откажите, сударь, рассказать нам подробности о положении дел в Англии. Вы приехали прямо оттуда, вы француз, и ордена на вашей груди показывают, что вы человек знатный и заслуженный.
– Граф де Ла Фер – старинный слуга вашего величества, – сказал кардинал королеве-матери.
Анна Австрийская была забывчива, как королева, видевшая много бурь и много ясных дней. Она взглянула на Мазарини, кривая улыбка которого не предвещала ничего хорошего; потом перевела вопросительный взгляд на Атоса.
Кардинал продолжал:
– Граф был мушкетером во времена Тревиля и служил покойному королю… Граф очень хорошо знает Англию, куда он ездил несколько раз в разное время… Вообще он замечательный человек…
В словах кардинала таился намек на воспоминания, которых Анна Австрийская так боялась. Англия напоминала ей о ее ненависти к Ришелье и любви к Бекингэму; мушкетер эпохи Тревиля вызвал в ее памяти былые победы, волновавшие ее сердце в молодости, и опасности, чуть не стоившие ей трона.
Слова эти произвели большое впечатление: члены королевской семьи замолкли, внимательно прислушиваясь. С различными чувствами думали они о тех таинственных временах; юноши уже не застали их, а старики считали их навсегда забытыми.
– Говорите, граф, – произнес наконец Людовик XIV, который раньше других преодолел смущение, подозрительность и воспоминания, всеми овладевшие.
– Да, говорите, – прибавил Мазарини, которому ядовитый выпад против Анны Австрийской возвратил бодрость и веселость.
– Ваше величество, – сказал граф, – судьба короля Карла Второго изменилась, словно чудом. Чего не могли сделать люди, то свершил бог.
Мазарини закашлялся и заворочался в своей постели.
– Король Карл Второй, – продолжал Атос, – выехал из Гааги не как изгнанник или завоеватель, а как настоящий король, который вернулся из дальнего путешествия, встреченный всеобщими благословениями.
– Это действительно чудо, – заметил Мазарини. – Если верить рассказам, Карл Второй, встреченный теперь благословениями, выехал из Англии под звуки выстрелов.
Король промолчал. Герцог Филипп, который был моложе и легкомысленнее короля, не мог не улыбнуться. Мазарини был доволен этой улыбкой, показавшей, что его шутку оценили.
– В самом деле, это изумительно, – сказал король. – Но бог, когда он покровительствует королям, пользуется людьми для исполнения своих намерений. Кому же больше всего обязан Карл Второй возвращением престола?
– Но, – перебил кардинал, не считаясь с самолюбием короля, – неужели вы не знаете, что он обязан генералу Монку?
– Разумеется, знаю, – отвечал Людовик решительным голосом, – но я спрашиваю посла о причинах, побудивших генерала Монка изменить свое поведение.
– Ваше величество, вы коснулись самого существенного вопроса, – отвечал Атос. – Если б не чудо, о котором я имел честь доложить вам, Монк, вероятно, остался бы непобедимым врагом короля Карла Второго. Бог вложил странную, дерзкую и остроумнейшую мысль в голову одного человека, а другую мысль, честную и смелую, – в голову другого. Соединившись, эти две мысли произвели такую перемену во взглядах генерала Монка, что из смертельного врага он стал другом низложенного короля.
– Вот именно это я и хотел знать, – сказал король. – Но кто же эти два человека?
– Два француза.
– О, я очень рад.
– А мысли? Меня больше интересуют мысли, чем люди, – прибавил Мазарини.
– Правда, – прошептал король.
– Вторая мысль, честная и смелая, но менее важная, заключалась в решении добыть миллион, спрятанный покойным королем Карлом Первым в Ньюкасле, и на это золото купить помощь Монка.
– Ого! – пробормотал Мазарини, пораженный словом «миллион». – Но ведь Ньюкасл был занят Монком?
– Именно так, господин кардинал, потому-то и я назвал эту идею смелой. Дело состояло вот в чем: надо было вступить в переговоры с Монком, а если он отвергнет предложения, которые будут ему сделаны, добыть для Карла Второго эту сумму, действуя на порядочность, а не на верноподданнические чувства генерала Монка… Так все и было, несмотря на некоторые препятствия; генерал оказался человеком честным и отдал золото.
– Мне кажется, – сказал король нерешительно и задумчиво, – что король Карл Второй ничего не знал об этом миллионе, когда был в Париже.
– А я думаю, – прибавил кардинал насмешливо, – что его величество король английский знал о существовании этих денег, но предпочитал иметь два миллиона вместо одного.
– Ваше величество, – отвечал Атос твердо, – король Карл Второй находился в такой крайней бедности во Франции, что не мог нанять почтовых лошадей; в таком отчаянии, что несколько раз помышлял о смерти. Он и не подозревал, что золото спрятано в Ньюкасле, и если б один дворянин, подданный вашего величества, хранитель этой тайны, не рассказал ему о ней, Карл Второй жил бы до сих пор в самом жестоком забвении.
– Перейдем к мысли, странной, дерзкой и остроумной, – перебил Мазарини, предчувствуя поражение. – Что это за мысль?
– Вот она: генерал Монк был единственным препятствием к восстановлению Карла Второго на престоле, и один француз вздумал устранить это препятствие.
– Ого! Да этот француз – просто злодей, – сказал Мазарини, – и мысль не настолько хитра, чтобы помешать повесить или колесовать его на Гревской площади по приговору парламента.
– Вы ошибаетесь, монсеньор, – сухо заметил Атос. – Я не говорил, что этот француз намеревался убить генерала Монка, а только – что он хотел устранить его. Каждое слово во французском языке имеет определенное значение, и дворяне хорошо понимают его. Впрочем, была война, и того, кто служит королю против врагов его, судит не парламент, а бог. Французский дворянин задумал овладеть Монком и исполнил свое намерение.
