— Лариса Николаевна, — начал Саблин, — мать ребенка обращалась в поликлинику незадолго до смерти девочки?
Баядина молча кивнула.
— Я не слышу, — противным голосом произнес он. Именно таким голосом и теми же самыми словами учительница физики в школе переспрашивала учеников, которые, уставясь глазами в пол, еле слышным шепотом признавались в том, что урок не выучили и отвечать не готовы.
— Обращалась. С жалобами, что заболел ребенок.
Для того чтобы ответить, Баядиной пришлось откашляться.
— И что сказала мать ребенка?
— Она сказала, что девочка накануне стала немного беспокойной, слабости и снижения аппетита не было, слезки текут, появился редкий сухой кашель. Небольшая температура, около тридцати семи и пяти. И небольшой насморк.
— То есть мать обратилась к вам на второй день заболевания, так? — уточнил Сергей. — И что вы сделали?
— Я осмотрела ребенка.
— Не сомневаюсь, — саркастически бросил он. — И к какому выводу пришли?
— ОРВИ средней степени тяжести.
Баядина отвечала коротко, точно, строго в рамках поставленного вопроса, ни слова лишнего. То ли ее тщательно проинструктировали, то ли она так напугана и зажата, что просто не может говорить пространно. Но Сергей с удовлетворением отметил, что она хотя бы не лжет, не пытается ничего скрыть и закамуфлировать. Уже хорошо.
— Какое лечение вы назначили ребенку?
— Симптоматическое.
— И…
— Ребенок отправлен домой на амбулаторное лечение.
— Вы объяснили матери, что у маленького ребенка состояние может измениться ввиду особенностей детей этого возраста? Вы ее предупредили, чтобы она наблюдала за девочкой очень внимательно и при малейшем ухудшении немедленно обращалась к врачам или вызывала «Скорую»?
— Нет.
— Почему?
— Состояние ребенка было относительно удовлетворительным, слабости и снижения аппетита не было. На момент осмотра ребенок был активен.
— А то, что у педиатра в отношении ребенка в возрасте до одного года всегда должна быть настороженность, вам не объясняли, нет? И то, что детей такого возраста необходимо посещать активно, тоже не объясняли? — подчеркнуто вежливо спросил Саблин. — Когда вы собирались посетить девочку в следующий раз?
Баядина заметно побледнела, хотя было непонятно, как ей это удалось: при ее анемичности молодая женщина и без того не выглядела цветущей.
— Я собиралась посетить ребенка на следующий день.
— И вы обратили бы внимание на то, что у ребенка был не только насморк, но и кашель?
Вопрос был провокационным. О кашле в амбулаторной карте не было сказано ни слова. А мать девочки уверяла, что кашель был, и она специально спрашивала у доктора, какое лечение нужно применить, а доктор сказала… Собственно, Баядина и не отрицала, что мать ребенка о кашле говорила. Но в карту врач почему-то этого не внесла. Вот интересно, признается она сейчас в этом или нет?
— Кашля не было, — твердо произнесла Баядина.
Значит, ее все-таки проинструктировали. Ну что ж, не такая уж ты хорошая девочка, Лариса Баядина, и мало тебе не покажется.
— Кашель был, — как можно более ровным голосом заметил Сергей. — И мать ребенка спрашивала у вас, почему вы назначаете лечение только от насморка, а от кашля — ничего. Вам напомнить, что вы ей ответили?
Тишина в зале стала давящей и какой-то мертвенной. Здесь сидели врачи. Люди, которые прекрасно понимали, что происходит и к чему все идет.
Баядина молчала.
— Вы, — уже не сдерживая гнева, продолжал Саблин, — сказали, что ребенок просто поперхнулся слюной и откашливается. С чего вы это взяли? Вы недооценили тяжесть состояния больного, вы не предупредили мать о возможных осложнениях, вы не проявили настороженности, и в результате спустя полтора суток после визита к вам у ребенка состояние стало резко ухудшаться на глазах. Появилось выраженное беспокойство, сопровождающееся чувством страха, оно сменилось заторможенностью, потом сонливостью. Голос осипший, кашель вначале был грубый, громкий, но по мере нарастания сужения просвета гортани стал тихим, поверхностным. Одышка постоянная, смешанного характера. Дыхание частое, поверхностное, с периодическими апноэ. На фоне длительного апноэ произошла потеря сознания и полная остановка дыхания. Вам это ни о чем не говорит?
— Сергей Михайлович, — вмешалась Чернова, — вам не кажется, что здесь все-таки не институтская аудитория, а вы — не экзаменатор? К чему этот допрос? Если вам есть что сказать по вашей специальности, то мы готовы вас выслушать. А проводить тут с нами коллоквиум по педиатрии я считаю совершенно неуместным.
— Хорошо, — неожиданно покладисто согласился он. — Тогда у меня последний вопрос к коллеге Баядиной. Лариса Николаевна, вы когда-нибудь сталкивались с цитомегаловирусной инфекцией?
— Нет, — она отвечала по-прежнему кратко и негромко.
— Девочка болела ангинами?
— Нет…
Твердость из ее голоса ушла, в этом ответе Лариса Баядина явно не была уверена.
— А чем она болела?
— У нее были частые простудные заболевания.
— В чем они проявлялись?
— Бронхиты. ОРВИ.
— Значит, ангин не было? Вы уверены?
Она не была уверена. Она просто тупо ставила диагноз ОРВИ, включающий в себя несколько различных инфекций, в том числе вирусы гриппа А и В, парагрипп трех типов, аденовирус, респираторно-синцитиальный вирус — самые распространенные инфекционные агенты. Можно предположить, что на самом деле у ребенка были герпетические ангины. И если бы она чуть больше знала, была чуть более опытной или хотя бы просто неравнодушной, она обратила бы на них внимание, направила ребенка к инфекционисту, и тот после исследований обязательно выявил бы цитомегаловирус и назначил соответствующее лечение. И сейчас пятимесячная девочка была бы жива. Потому что бурное развитие «микст-инфекции» привело к летальному исходу именно из-за того, что протекало на фоне затяжной цитомегаловирусной инфекции.
— У меня больше нет вопросов, — констатировал Сергей и приступил к изложению результатов гистологического исследования. Все эти результаты четко и однозначно свидетельствовали о правильности выставленного им диагноза.
Но устроило это далеко не всех присутствующих.
— Мы по двадцать пять лет тут работаем, — раздавались со всех сторон возмущенные возгласы, — и никто у нас ни разу не умирал от вирусной инфекции!
Сергей все ждал, когда же из зала прозвучит заветное слово, вот уж тогда он развернется во всю ширь, вот уж тогда он скажет им все, что думает, все то, что не услышали в Москве. Или не захотели услышать. Он чувствовал, как нарастает в нем веселый азарт, наливается силой злой кураж, ему нравилась эта ситуация, когда все ополчились против него. Он уверен в своей правоте, потому что он — лучший гистолог в Северогорске. Лучше него только Ольга, но ей он препараты показывал, и она полностью с ним согласилась. Он хотел войны. Он чувствовал себя вооруженным до зубов, и ему не терпелось пустить свое оружие в ход. А потом любоваться полем, усеянным мертвыми телами поверженных врагов.
