Она отвела глаза и с деланым равнодушием ответила:
— Это не моего ума дело. Если вам интересно — у него и спросите. А мое дело — с документами работать.
Понятно. Значит, к Виталику регулярно обращаются не только эти, с длиннолицым «говоруном» во главе, но и другие просители. И отказа никто не знает.
* * *
Злость уже остыла, но осталось недовольство собой: он опять не сдержался и вместо четких аргументов прибегнул к грубости и повышенному тону. Но ей-же Богу, любому терпению наступает в один прекрасный момент конец! Да, не надо было так вести себя в горздраве… Но и им не стоило так разговаривать с Саблиным. Ничего, сейчас он придет домой, там его ждет Ольга, которой он все расскажет в подробностях и которая найдет, как всегда, нужные слова, чтобы его успокоить и объяснить, в чем он неправ. Интересно, а в чем же он неправ сейчас? Сергея иногда одолевало просто-таки азартное любопытство: рассказывая ей об очередном конфликте или просто о какой-то неоднозначной ситуации, он каждый раз с нетерпением ждал, что она скажет. Ведь он-то на сто процентов уверен в собственной непогрешимости! Но что бы ни случилось, Ольга всегда ухитрялась найти в его рассуждениях или действиях хотя бы малюсенькую ошибку. Никогда в ее глазах он не выглядел абсолютно и безоговорочно правым.
Поворачивая ключ в дверном замке, Сергей услышал доносящиеся из глубины квартиры голоса, один из которых принадлежал Ольге, а второй был мужским. Горячая волна ревности ударила в голову, но уже в следующий момент он узнал этот голос. Петька Чумичев, Чума, с которым он не виделся уже давно. После того памятного разговора об экспертном заключении по делу о ДТП, когда пытались «отмазать» от уголовной ответственности дочку директора обогатительной фабрики Ирашина, отношения между школьными друзьями словно сошли на «нет»: Петр, как и все предыдущие годы, звонил в свой день рождения и в день рождения Саблина, но разговор получался сухим и коротким. А о личных встречах даже речь не заходила.
«Чего он приперся? — устало подумал Сергей. — Чего ему теперь-то надо? Вроде никаких «спорных» случаев мне в последнее время не отписывали».
Он молча начал раздеваться в прихожей, делая вид, что не слышит голосов. Однако Петр выскочил ему навстречу даже раньше Ольги.
— Трудно жить на свете пионеру Пете! — заорал он как ни в чем не бывало.
Саблин посмотрел на него и неожиданно улыбнулся.
— Бьет его по роже хулиган Сережа, — с особенной интонацией произнес он.
Интонация была услышана и понята правильно. Чума изобразил на лице глубокое раскаяние.
— Ну брось, Серега, хватит уже! Ты ж понимаешь, мне дочка Ирашина до одного места. Но меня попросили поговорить с тобой, а отказать я не мог. Зато ты смог мне отказать, и все разошлись довольными. Ну? Мир?
Сергей молча всунул ноги в тапочки и прошел мимо гостя на кухню, где Ольга что-то колдовала над стоящей на плите кастрюлей. Поцеловав Ольгу в затылок и вдохнув такой родной и такой вкусный теплый запах ее волос, он уселся на свое привычное место за столом. Чума, шедший следом, занял место напротив.
— Я спрашиваю: мир? Или ты собираешься всю оставшуюся жизнь на меня дуться? — не отставал он.
— Это смотря зачем ты явился, — сдержанно ответил Сергей. — Если опять собираешься показывать аттракцион под названием «Укрощение строптивого», то лучше вали отсюда сразу. Не договоримся.
— А если нет? — прищурился Чума.
— Тогда возможны варианты.
— Слушай, — Чумичев заговорил совсем другим тоном, уже не дурашливым, а вполне серьезным, — мне сказали, что ты сегодня в горздраве всех на хрен послал. Причем громко. Врут? Или было?
— Было, — невозмутимо признался Сергей. — И что? Будешь учить меня дипломатическому этикету? Будешь объяснять, что надо держаться в рамочках и вести себя культурненько?
— Да иди ты! — махнул рукой Чумичев. — Я хочу понимать, что происходит, из-за чего весь сыр-бор. Чего они тебя дергают-то? Чего им надо?
Саблин вздохнул. Рассказывать одно и то же в тысячный раз было неохота. Надоело. Да и зачем рассказывать об этом Петьке, который к медицине никакого отношения не имеет и ничего не поймет? Только время и силы тратить.
Он поймал на себе взгляд Ольги, сочувствующий и понимающий.
— Петя, давай я тебе все расскажу, а то сам видишь — Сережа вымотан, пусть помолчит полчасика, пока у меня плов доходит. Потом он поест, и сил сразу прибавится.
Сергей с благодарностью посмотрел на нее. Всегда выручит. Всегда прикроет. Всегда поддержит. Вот Ленка никогда бы…
А рассказать было о чем. После того случая с пятимесячной девочкой, умершей от цитомегаловирусной инфекции, отношения с педиатрами обострились до крайности. Все случаи детских смертей поручались Сергею — он настоятельно попросил об этом Изабеллу Савельевну, и, поскольку других желающих вскрывать детские трупы в Бюро не нашлось, ему с удовольствием пошли навстречу. Сергей мучился, не спал, переживал, запивал каждое «детское» вскрытие водкой и коньяком, но не отступался: для него стало делом принципа доказать, что в Северогорске детки умирают не только от синдрома внезапной детской смерти и асфиксий, но и — достаточно часто — от вирусных инфекций. При микроскопическом исследовании он обнаруживал и характерные гриппозные клетки, и аденовирусные клетки, и изменения, характерные для парагриппа, а в каждом третьем случае — тот же самый цитомегаловирусный сиалоаденит в его различных вариантах. Кроме того, он постоянно находил изменения органов иммунной системы, в первую очередь — вилочковой железы. И настойчиво, несмотря на попытки давления, ставил и отстаивал на клинико-анатомических конференциях свои диагнозы, не давая возможности «пропихнуть» такой удобный и любимый всеми СВДС.
С ним пытался разговаривать Георгий Степанович, но делал это как-то без особого энтузиазма, было видно, что ему «велели» провести воспитательную беседу, вот он ее и проводил. Если бы за это Двояку платили, он бы, конечно, старался больше, а так..
Педиатры постоянно ходили к Саблину на вскрытия, дабы убедиться, что все именно так, как он утверждает. Дело дошло до того, что несколько раз в секционной появлялась даже Главный педиатр Северогорска. Заключения Саблина направляли на рецензию профессорам-педиатрам областного мединститута, предварительно договорившись с ними о том, чтобы рецензии были, разумеется, разгромными. Профессора ничего не утверждали и не опровергали по существу, а упирали на то, что коль Саблин не является специалистом в области педиатрии, то и понимать в причинах смерти детей ничего не может.
Клинико-анатомические конференции проходили по одному и тому же сценарию, педиатры нападали — Саблин защищался, хотя со временем эта защита стала все чаще принимать формы не вполне корректные: он огрызался, повышал голос, позволял себе грубые и колкие выпады. Особенно доставалось Мокиной, любительнице «розовых» дамских романов, которая ухитрялась почти каждый раз продемонстрировать собственную неграмотность.
