В начале июля Сергей, придя с работы и не застав дома Ольгу, быстро переоделся и уселся перед микроскопом с очередной партией архивных «стекол». Ужинать он не стал. Не то что не был голоден, просто одному садиться за стол как-то не хотелось. При всей своей бытовой неприхотливости он все-таки любил, когда Ольга готовила еду, подавала и потом убирала и мыла посуду. О том, почему ее до сих пор нет дома, он как-то не задумался. Свободная женщина, имеет право идти куда хочет.
Когда открылась входная дверь, он даже не оторвался от окуляров, только крикнул из комнаты:
— Привет! Я дома!
Она не отозвалась, но Сергей заметил это только через несколько минут.
— Оль! — снова крикнул он. — Ты чего молчишь? Устала?
И снова никакого ответа. Он забеспокоился, встал и вышел на кухню. Ольга стояла у открытого окна и смотрела на улицу. Воздух был холодным и невкусным — сказывались промышленные выбросы.
— Оль, простудишься, — осторожно произнес он, почуяв неладное. — Что-то случилось?
Она медленно повернулась, и Сергей с тревогой увидел, что ее глаза наливаются слезами.
— Ты что, Оля? Кто-то умер? Или тяжело заболел? Что-то дома?
Она отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться, но губы не слушались.
— Саблин, я беременна, — негромко сказала она. — Восемь недель.
— И… что?
Это было единственным, что он сумел произнести. Новость оглушила. Как же так? Они с Ольгой вместе уже двенадцать лет, и ни разу… ничего… Они же делали все, что нужно… как же это?
— И ничего, — горько сказала она. — Ничего не будет.
Ничего не будет? Значит, аборт? Нет, для него это невозможно. Аборт — это убийство. Он не позволит.
— Почему? — жестко спросил он. — Ты ведь всегда хотела иметь детей.
— Хотела, — согласно кивнула Ольга. — Но не так. И не здесь.
— Что значит — не так? Поясни, будь любезна.
— А ты не понимаешь? — грустно спросила она. — Саблин, ты не умеешь быть отцом в двух семьях. Есть мужчины, которым это удается, и у них есть дети и в браке, и вне брака, и они прекрасно себя чувствуют. Если бы ты был таким, я бы давно уже родила от тебя ребенка, а то и двоих. Но ты, уж не знаю, к сожалению или к счастью, не такой. Ты будешь рваться на части. Ты будешь чувствовать себя кругом виноватым, а тебе этого нельзя, совсем нельзя. Ты не умеешь быть виноватым, равно как и не умеешь быть должным. Опять же есть люди, которые отлично живут и с чувством вины, и с осознанием того, что у них есть неоплаченные долги, но ты к их числу не относишься. Эти чувства разрушат твою личность. Ты с ума сойдешь, понимая, что ты должен и Лене, и мне, и Даше, и нашему ребенку. Ты будешь терзать себя. И я не уверена, что ты с этим справишься. Я не могу заставлять тебя так мучиться. Поэтому ребенка у нас с тобой не будет, пока ты являешься чужим мужем.
Каждое ее слово как будто плетью хлестало.
— Оля, но так же нельзя! Ребенок ни в чем не виноват. Дай ему родиться.
— Саблин, ты меня не слышишь? Я ведь сказала: не так и не здесь. Ты лучше меня знаешь, насколько местные условия непригодны для маленьких детишек. Твоя война с педиатрами многому меня научила. Я ведь не только твои рассказы слушала, но и литературу почитала. Климат и экология здесь для малышей губительны. Если я решусь сохранить ребенка, мне придется уехать в Москву, здесь я его ни вынашивать, ни рожать, ни растить не буду. Представляешь, что станется с тобой? Ты будешь знать, что в Москве у тебя две женщины и двое детей, и о каждой ты должен заботиться, и каждой должен помогать. Да у тебя сердце разорвется.
— А если все-таки здесь, а, Оль? — просительно сказал он. — Ну рожают же в Северогорске, и растят, и ничего.
— А если нет? Тебе мало детских смертей от вирусных инфекций при ослабленном иммунитете? И потом, я еще раз повторяю: я не могу допустить, чтобы ты разрывался и чувствовал себя виноватым. Я слишком люблю тебя, Саблин, чтобы обречь на ад.
Он хотел было возразить еще что-то, но посмотрел ей в глаза и понял, что разговор окончен. Ольга приняла решение и менять его не собирается.
И все-таки он предпринял еще одну попытку, последнюю.
— Оля, но я все равно же буду чувствовать себя виноватым, если ты сделаешь аборт. И перед тобой виноватым, и перед ребенком. Я же понимаю, ты хочешь детей, но не будешь рожать, пока я не разведусь, а я не разведусь, ты это знаешь.
— Знаю, — кивнула она.
— Годы идут, пока что ты еще можешь родить, а потом будет поздно. Я смогу развестись только тогда, когда Дашка вырастет и станет самостоятельной, но к этому времени у тебя детородный возраст закончится. Ты рискуешь вообще остаться без детей. И снова я получаюсь виноватым.
Она печально усмехнулась.
— Да, Саблин, ты попал. Что так — что эдак, все плохо. Но если я буду рожать, то буду знать, что в твоем чувстве вины есть и мой значительный вклад. А так по крайней мере…
Он понял. Ольга не хочет быть виноватой в том, что он будет мучиться. Mi tristeza es mia…
— Ты слишком честный для двоеженства, — сказала Ольга и отвернулась. — Тебе такая ноша не по плечу.
Сергей не знал, как к этому относиться. Аборт был для него неприемлем. Ольгино решение было непререкаемо. За двенадцать лет ни разу ему не приходило в голову попытаться повлиять на ее решение: как-то с самого начала их отношения выстроились таким образом, что они могли обсуждать любой вопрос, советоваться, спорить, но принятие даже самых мелких и незначительных решений оставалось личным делом каждого. Это по негласному уговору стало как бы зоной их личной свободы.
* * *
Командировка для участия в комиссионной экспертизе не заставила себя долго ждать. Уже через десять дней после того тягостного разговора с Ольгой Саблин вылетел в областной центр. И, как обычно, тут же явился к своему научному руководителю Безгачину. Сергею все казалось, что у него недостаточно материалов для исследовательской части диссертации, и он обдумывал возможность проведения экспериментальных исследований с лабораторными животными. Но где взять подопытных животных в условиях Северогорска? Вивария в городе нет, значит, надо создавать его самому. Собственно, именно этот вопрос Сергей и собирался обсудить с заведующим кафедрой судебной медицины.
— Забудьте, — тут же откликнулся Мефистофель, — немедленно забудьте и выбросите из головы! Вы представляете, какая это морока? Любой виварий, в том числе и при мединститутах, существует официально, на законных основаниях, у него есть финансирование, бюджет, за ним следит Роспотребнадзор и другие организации. Для того чтобы создать виварий, вам придется потратить уйму времени и сил на решение организационных вопросов. Но даже если вам удастся их благополучно разрешить, вы столкнетесь с немыслимыми трудностями.
Он весьма доходчиво и красочно объяснил Саблину, что сначала нужно будет придумать, где закупать лабораторных крыс, потом — чем их кормить и поить, потом — как организовать уход за ними. Кроме того, нужно постоянно следить за тем, чтобы они не сдохли от каких-то других причин, не связанных с черепно-мозговой травмой. Крыса ведь может сдохнуть от чего угодно, в том числе и от неправильного кормления. И тогда чистота эксперимента будет необратимо нарушена.
