Губы Одетты исказила злая усмешка.
– Значит, вы признаете, что были там, – уронил Анри, зорко наблюдая за ней.
– Я могла просто проезжать мимо. Нет, мсье Лемье, это просто смешно… У вас ничего нет на меня.
Анри усмехнулся каким-то своим затаенным мыслям, после чего открыл черную записную книжку и молча ткнул пальцем в последнюю запись. Одетта закусила губу. Старые, выцветшие чернильные каракули гласили: «16 июн. 1919. Одетта Делотр. Бул. лес, в условл. месте».
– Почему его любовница раньше не отдала это полиции? – чужим, безжизненным голосом спросила Одетта.
– Она марокканка и не умеет читать по-французски. Да никто его особо и не искал – кому нужен какой-то шофер?
Одетта дернула ртом. Выражения ее глаз Анри не понимал, но оно ему инстинктивно не понравилось.
– Я заплачу вам пятьдесят тысяч франков за эту книжечку, – прошептала она. – Подумайте, инспектор. Это большие деньги.
– Нет.
– Нет? Что ж, вы правы. Вы держите меня за горло и можете диктовать условия. – Одетта устало вздохнула, ее плечи опали. – Хорошо. Сто тысяч.
Анри задумался. В это мгновение Одетта ненавидела его, как никого на свете – его белую наглаженную рубашку, его серо-голубые глаза, его невыносимое хладнокровие, весь его сосредоточенный, опрятный вид, – но изо всех сил старалась, чтобы на ее лице ничего не отразилось. Она понимала, что в это мгновение решается ее судьба. Она убила двух человек и ни капли об этом не сожалела. Эти люди угрожали спокойствию ее и ее мужа, никчемного человека, плохого художника, которого она тем не менее любила, как можно любить только того, о ком знаешь, что он несовершенен, но все равно – твой. Боже, как она ревновала его тогда к этой твари, Лили Понс…
– Вы очень любезны, – промолвил наконец Анри, и по легкой улыбке, тронувшей уголки его губ, она поняла, что он не поддастся. – Но, боюсь, вы принадлежите к людям, которым нельзя доверять. Ашиль Герен тоже думал, что вы заплатите ему, и где он теперь?
У нее пересохло в горле. Она представила себя в суде, словно воочию увидела лица зрителей, исполненные жгучего любопытства, себя на скамье подсудимых, фотографов с невыносимо яркими вспышками, судей, прокурора… заголовки в газетах… Этот мерзавец собирается разрушить всю ее жизнь…
– Мне нужны гарантии, что вы не обойдетесь со мной, как с ним, – сказал Анри. – Очень веские гарантии.
Не веря своим ушам, Одетта подняла голову. Инспектор сунул книжечку в карман и снова принялся деловито печатать.
– Куда вы дели револьвер? Строго между нами, не для протокола.
– Я… – Одетта облизнула губы. – Он в камере хранения на вокзале Монпарнас.
– Номер ячейки?
– Двести сорок три. Позже я собиралась его выбросить.
– Как вы думаете выплатить мне сто тысяч – акциями или наличными?
– Как хотите, – говоря, она вспомнила, что ее муж недавно купил несколько картин, среди них изумительного Ренуара, и истратил больше, чем они могли себе позволить.
– А теперь расскажите, как именно вы убили Ашиля Герена.
– Зачем это вам?
– Должен же я себя подстраховать… Ну же, мадам, не стесняйтесь! Как он назначил вам встречу?
И Одетта рассказала все – как она ответила на странный телефонный звонок, как поняла, что одной выплатой Рошарам дело не ограничилось и надо платить еще шоферу…
– Муж, конечно, узнал о звонке, – скорее утвердительно, чем вопросительно заметил Анри.
– Нет. Я ничего ему не сказала.
– Почему?
– Он все равно не мог бы ничем мне помочь.
Она описала, как застрелила Герена, и назвала место, где закопала его тело. Анри печатал, время от времени задавая уточняющие вопросы. Наконец он вытащил лист из машинки, присоединил его к отпечатанным ранее листам и протянул Одетте. Она подняла на него удивленные глаза.
– Это моя страховка, – спокойно пояснил Анри. – Подписывайте.
– Я не могу, – пробормотала она. – Вы пошлете меня на эшафот.
– Не говорите глупостей. Ваша смерть не принесет мне ни сантима. Я просто хочу быть уверен, что вы меня не обманете.
Она взяла ручку, которую он ей протянул, и, ничего не видя перед собой, негнущейся рукой подмахнула подпись.
– На каждой странице, пожалуйста.
Одетта выполнила то, о чем он ее просил, и Анри, сложив протоколы, убрал их в карман. Неожиданно ужас охватил ее. Что она наделала? Она же сама, собственной рукой подписала себе смертный приговор! У мужа нет денег… а если бы и были, этот гнусный инспектор потребовал бы сто тысяч, потом еще сто, и еще, и еще… Не все же такие покладистые, как Рошары, один раз взяли мзду, вняли предупреждению, что это не повторится, и исчезли… Брат мужа еще говорил тогда, что им сказочно повезло… Но теперь она не сможет раздобыть деньги, а раз так, Лемье наверняка пустит протоколы в ход и уничтожит ее… Как она могла так сглупить и пойти у него на поводу? У этого сопляка, ничтожества, паршивого маменькиного сынка…
Неожиданно она вспомнила кое-что – и приободрилась.
– Я… – пролепетала она, роняя на пол меховую накидку. – Простите, мне нехорошо… голова кружится… Не могли бы вы дать мне стакан воды?
Анри посмотрел на ее смертельно бледное лицо, молча кивнул, встал и подошел к столику в углу, на котором стоял графин и два стакана. Налив воды, он обернулся, и слова замерли у него на губах. Одетта стояла напротив него, держа его револьвер, который он еще до начала беседы убрал в ящик стола. И, хотя ее руки ходили ходуном, он не сомневался, что она найдет в себе силы выстрелить.
– Записную книжку, – прошипела она. – Давай ее сюда! И те бумажки, которые я только что подписала, тоже!
– Осторожнее, мадам, – холодно сказал Анри. – Это оружие, и здесь не Булонский лес. Кругом полно свидетелей.
– Отдай мне бумаги по-хорошему, – прошипела Одетта, поудобнее перехватывая тяжелый револьвер. – Отдай, и разойдемся! Иначе тебе не жить! Мне и так грозит гильотина, убью одним больше, одним меньше – все равно!
Она отчаянно храбрилась и все же надеялась, что до этого не дойдет. Пусть он отдаст мне бумаги, молила она кого-то невидимого. Пусть отдаст, и я его не трону! Только заберу их и уйду…
Но Анри молча покачал головой и выплеснул воду ей в лицо. Задохнувшись от ярости, Одетта нажала на спуск…
Жером и Бюсси, пререкавшиеся в соседнем кабинете, одновременно услышали выстрел. Комиссар подпрыгнул на месте.
– Черт побери! – заорал он. – Лемье! – И быстрее молнии метнулся к двери, выходящей в коридор.
Жером Делотр, не понимая, что происходит, но учуяв, что творится что-то скверное, кинулся следом за ним.
В кабинете Анри Лемье пахло дымом от выстрела. Одетта с пятном крови на груди, против сердца, скорчилась на полу. Правая рука стиснула револьвер.
