– Это дело, – веско промолвила Амалия, – не имеет к Лили Понс никакого отношения, комиссар.
– Что?
– Просто поверьте мне на слово, хорошо? Лили тут совершенно ни при чем.
И, оборвав разговор на этой в высшей степени загадочной фразе, Амалия повесила трубку.
Неожиданным посетителем, или, вернее, посетительницей, которая явилась навестить Амалию, была женщина лет тридцати трех или около того, загорелая, кудрявая, с добродушным лицом. Она представилась как Мари Флато, предъявила документы и объяснила, что хотела бы узнать, какое наследство ее ожидает.
– Я прочитала в объявлении, – тарахтела она, сверля Амалию остреньким и вовсе не глупым взглядом, – что у вас есть сведения о наследстве. Я очень удивилась, потому что вроде как знаю наперечет всех своих родственников, а кроме них… ну… И потом, я все равно возвращалась во Францию. Ницца ведь недалеко от Марселя, и когда корабль прибыл в Марсель…
– Никакого наследства нет, – призналась Амалия. – Просто мне хотелось с вами побеседовать, а за беспокойство вы получите сто франков.
– О! – сказала Мари. – Вы… э… собираетесь взять меня на службу?
– Нет. Я хотела бы поговорить с вами о Лили Понс. Прежде всего, вы знали, что она не покончила с собой, а была убита?
– Ну, – протянула Мари, – мне никто ничего такого не говорил, но… в общем… в общем, я бы не удивилась. Они все как-то странно себя вели…
– Они – это кто?
– Мадам Рошар. Ее муж и гости.
Машинально Амалия отметила про себя порядок, в котором Мари перечислила присутствовавших в замке.
– И доктор ходил чернее тучи. Он вообще был славный, прописал мне отвар от желудка, который мне помог… а то я совсем замучилась… Шофер, тот прямо говорил, что мадам не могла покончить с собой, что дело тут нечисто…
– Он настолько хорошо знал Лили?
– Ну… Она его всегда сажала за стол, вместе с господами. Их это бесило, конечно… Мне кажется, – задумчиво прибавила Мари, – он был для нее не просто шофером. То есть в то время, конечно, уже шофер, а раньше они были знакомы куда ближе. Вы понимаете меня?
– Понимаю, – улыбнулась Амалия.
– Словом, Ашиль был вне себя, но так как все говорили, что это самоубийство, ему пришлось отступить. Я тогда предпочла ни во что не вникать… У меня было ощущение, что такие расспросы могут плохо закончиться.
– Скажите, что вы думаете о мадам Понс?
– Она была не очень аккуратная, разбрасывала вещи, где попало. Как хозяйка… ну, в общем, ничего особенного. Никто из прислуги на нее не жаловался.
– В замке бывали посторонние люди?
– Да вроде нет. Хотя вас интересует, наверное, кто вообще к нам заглядывал? Приезжали пару раз из госпиталя, привозили лекарства. Почтальон бывал каждый день.
– И много почты получала ваша хозяйка?
– Порядочно. Кто только ей не писал… Но она не читала письма от поклонников, ей это было неинтересно. От жениха ее письма приходили чуть ли не по две штуки в день.
– Жениха? Вы имеете в виду Леона Жерве?
– Да, так его звали. Но мадам больше не хотела его знать и велела письма из Тура сразу же выбрасывать.
– А сам мсье Жерве не приезжал в замок?
– Нет.
– Вы уверены в этом?
– Совершенно уверена.
– Скажите, Мари, у вас не сложилось впечатления, что кто-то из гостей недолюбливал мадам или мог при случае причинить ей зло? Может быть, у нее были с кем-то особенно плохие отношения?
– Вы имеете в виду, настолько плохие, чтобы ее убить? Не знаю, сударыня. По-моему, никто из них не был способен ни на что… серьезное.
– А на что они были способны?
Мари замялась.
– Ну… Когда госпожа умерла, мадам Одетта на следующий день появилась в замке. Раньше-то ее на порог не пускали… Я, конечно, не стала ничего говорить… но когда мы убрали спальню хозяйки и вычистили там все… Словом, я видела, как после этого мадам Одетта зашла в комнату и взяла кое-какие вещи, – выпалила Мари.
– Вы имеете в виду украшения?
– Да. Она открыла шкатулку с драгоценностями, и у нее сделалось такое лицо… Словно она в жизни ничего подобного не видела. Потом она быстро взяла кое-что и спрятала в карман. Я… ну… я решила, что это уж слишком, постучала и вошла… Мадам Одетта сразу же приняла надменный вид, заявила, что я не убрала пыль, хотя комната была вычищена на славу, и вышла. На всякий случай я сказала мадам Рошар, что я видела, а то, знаете ли… вдруг решили бы обвинить меня, к примеру. Но мадам Рошар успокоила меня и сказала, чтобы я не волновалась, а мадам Понс эти вещи уже все равно ни к чему. И в самом деле, никто об этих драгоценностях не заговорил.
Значит, пропавшие украшения оказались у Одетты Делотр. Вот еще одна маленькая тайна получила свое объяснение, и оно оказалось на редкость прозаическим…
– Спасибо, Мари. Вот ваши деньги… Мне бы хотелось на всякий случай знать ваш адрес, может быть, ваши показания еще пригодятся.
Попрощавшись с горничной, Амалия взглянула на часы и увидела, что у нее еще остается достаточно времени до вечернего экспресса, который должен был отвезти ее и Еву в Париж.
* * *
А на следующий день телефонные провода передали по одной из линий в высшей степени занимательный разговор.
– Добрый день, могу я поговорить с месье?
– Он занят, что ему передать?
– Скажите, что у меня есть для него очень важные сведения. Я знаю, кто хочет всех убить. Я его видела…
– Подождите, пожалуйста.
Через минуту трубку берет мужчина.
– Алло? Что вам угодно?
– Мне? Денег.
– Простите?
– Я живу возле того места, где позавчера напали на этого… как его… Жака Бросса. В тот вечер у меня болели зубы, и я сидела у окна. Когда на улице поднялся шум, я выглянула наружу…
– И что?
– Я очень хорошо разглядела человека, который хотел убить калеку. Он славно задал стрекача, когда та дамочка начала стрелять… А сегодня я увидела заметку в «Голуа» и фотографии… Я сразу же узнала вас.
– Мне кажется, вы бредите…
– Брежу? Ладно. Тогда я сразу же иду в полицию. Вы не против, я надеюсь?
Голос мерзко хихикает, и, услышав это хихиканье, мужчина чувствует, как его ладонь, которая держит трубку, покрывается липким потом.
– Постойте! Я… Мне кажется, вы обознались…
– Это вы расскажете полицейским. Комиссару Бюсси или как его…
– Не вешайте трубку. О, черт! Сколько вы хотите?
– Сейчас? Десять тысяч франков. А дальше видно будет.
