Он умолк, потирая подбородок.
– Конечно, если бы меня обвиняли в трех убийствах, я бы первым делом постарался сбежать, – угрюмо продолжает комиссар. – Поэтому вот тебе мой приказ: делай что хочешь, но не упускай Ансельма из виду. Если он попытается удрать из Парижа, мы будем иметь право арестовать его, а тогда уж мы его не выпустим…
– Надо найти того, кто стрелял в Делотра, – негромко говорит Анри.
– Кого ты учишь, черт побери! Само собой, я этим займусь. Ступай…
* * *
Возвращаясь домой, Амалия вспомнила: что Ксения говорила ей, что пригласила на ужин Габриэля, Эрве и Еву. Сестра графа тоже согласилась прийти, но после долгих уговоров.
– Я никак не могу поверить, что вы действительно хотели убить того… того человека, – пожаловалась Бланш. – У вас нет права отнимать жизнь у другого… по крайней мере, я в это верю, – несмело добавила она.
– Это кюре Моклер вас этому научил? – поинтересовался Габриэль.
Ксения услышала, как открывается дверь, поднялась с места и, извинившись, вышла в прихожую.
– Прости, мама, мы сели за стол без тебя… Что-то случилось?
– Кто-то стрелял в старшего Делотра и оставил метку помадой… Эрнеста Ансельма отпустили.
Ей пришлось еще раз повторить эту новость собравшимся за столом. Ева медленно положила вилку. Габриэль нахмурился.
– Черт знает что такое… Простите, дамы! Как они могли отпустить его?
Он явно был расстроен.
– Мне ужасно совестно, Ева, что я вас во все это втянула, – сказала Амалия. – Я не думаю, что есть какая-то опасность, но я все же настаиваю, чтобы вы ночевали у нас. Выстрел в Делотра мне совсем не нравится…
– Я никого не боюсь, – отозвалась Ева с подобием улыбки.
– Тем не менее нам всем будет спокойнее, если вы останетесь здесь.
Вечер получался не слишком веселым. Ужин закончили в молчании, а когда Ксения включила радио, оттуда послышался голос Лили, который пел:
На знамени Бастилии
Три королевских лилии,
Комендант Бастилии —
Старый Себастьян.
Четыре бастиона
В крепости Бастилии,
Ворота открывает
Скрипучий кабестан.
Субчиков-кандальников
В крепости Бастилии
Супчиком капустным
Кормит Себастьян,
Если забастуют
Субчики в Бастилии,
Комендант им крикнет:
«Баста! По местам!»
Ева передернула плечами.
– Лично мне больше нравится песня о старом пирате, – сказала она.
* * *
…Сидя в машине возле особняка Эрнеста Ансельма, Анри поглядывал на часы. Было видно, как в спальне преступника движется его тень. Наконец он сел в кресло и взял газету.
Хлопнула дверь, из дома вышла мадам Лами. В свете фонарей Анри разглядел ее красное манто с соболиной оторочкой, шляпу с перьями и туфли на высоких каблуках. Через минуту безутешная вдова села в машину. Услышав урчание мотора, Анри усмехнулся.
– Вот так, значит? – сказал он себе. – Ну-ну…
Он поглядел на неподвижный силуэт Ансельма в окне второго этажа и, решившись, поехал следом за его матерью.
Улицы, перекрестки, встречные машины, памятники на высоких постаментах, сумерки, перетекающие в вечернее небо. Париж. Париж. Как все это бросить, как оставить? И очень даже легко, если над тобой нависает обвинение, попахивающее смертной казнью…
Увлекшись своими мыслями, Анри едва не потерял из виду машину мадам Лами. Ясно, куда она направляется – к вокзалу…
– Ваш багаж, мадам? – Предвкушая хорошие чаевые, к богато одетой даме подскочил услужливый носильщик.
– У меня нет багажа.
Какой-то толстяк, сидя в зале ожидания, читал газету. Завидев мадам Лами, он переменился в лице, но тотчас же справился с волнением и вложил ей в руку два плотных билета.
– Четвертый путь… Купе первого класса целиком, как просили… Поезд отходит через десять минут, поторопитесь!
Даже не поблагодарив его, не попрощавшись, мадам Лами побежала на четвертый перрон.
«Куда она делась?»
Анри потерял вдову из виду и заметался. Потеряв голову, он вбежал в зал ожидания и с ходу налетел на толстяка, который, сложив газету, как раз собирался уходить.
– Дюфайель! – вне себя заорал инспектор. – Вам это с рук не сойдет, слышите? Не сойдет!
Адвокат хотел протестовать, возмущаться… Но первое же движение – он машинально, как всякий уличенный, втянул голову в плечи – выдало его. Он кинул вороватый взгляд в сторону поездов.
– Экспресс Париж – Брюссель отходит с четвертого пути… Повторяю: экспресс Париж – Брюссель…
Оттолкнув Дюфайеля, который замешкался у него на дороге, инспектор помчался так быстро, словно у него за спиной выросли крылья. Поезд уже отходил от перрона.
Опережая кондуктора, который собирался задержать его, Лемье на бегу выхватил удостоверение и замахал им.
– Полиция! Прочь с дороги!
Вытаращив глаза, кондуктор только смотрел, как инспектор догнал последний вагон и вскочил на подножку. Поезд набирал ход, но Лемье открыл дверь и уже проскользнул вовнутрь.
– Ну дела! – сокрушенно сказал кондуктор подошедшему к нему носильщику. – Сбесились они там все, что ли?
Носильщик не знал, что можно на это ответить, и на всякий случай пожал плечами.
* * *
Между тем мадам Лами, захлопнув дверь своего купе (в котором, если вы не забыли, ей принадлежали оба места), сняла шляпку, парик и перевела дух. Изображать собственную мать Эрнесту Ансельму было чертовски неудобно. Особенно его раздражали каблуки, к которым он совершенно не привык. Сбросив туфли, он со вздохом облегчения вытянул ноги, но тут в дверь постучали.
– Ваши билеты, пожалуйста!
Ругнувшись про себя, беглец снова надел парик и шляпку, бросил на себя взгляд в зеркало и, убедившись, что все в порядке, открыл дверь. Но на пороге стоял вовсе не проводник, проверявший билеты…
* * *
Анри шел через вагоны, натыкаясь на чемоданы, наталкиваясь на пассажиров и то и дело выслушивая в свой адрес саркастические замечания. На тот ли поезд он сел? Может быть, он ошибся и «мадам Лами» (он почти был уверен, что под красным манто скрывался не кто иной, как ее сын) перехитрила его и теперь едет в другом поезде?
– Полиция, – сказал он проводнику в спальном вагоне, показывая удостоверение. – Я ищу даму в красном манто с меховой каймой. Может быть, она едет здесь?
– Я видел, как кто-то в красном манто заходил в шестое купе, – ответил проводник.
– Благодарю вас.
