– Ашиль Герен позже стал шофером Лили Понс. Она общалась со своим сыном?
– Там все не так просто. У Сильви не было своих детей, и она привязалась к мальчику. Возвращать его родной матери у нее не было никакого желания. К тому же она через несколько лет развелась с Ашилем и перестала с ним общаться.
– Как звали сына Лили Понс?
– Не знаю. Фамилия его, конечно, была Герен, как у усыновителей, но имя я не помню.
– Это же ваш внук, мадам!
– Я же вам говорю, Лоран так не считал. Потом, мне хватает внуков, которые носят мою фамилию.
– Но он знал, что Лили Понс – его мать? – допытывалась Амалия.
– Конечно, знал – Ашиль не умел держать язык за зубами. Да и Лили, по-моему, упоминает сына в одной из своих песен. Родная кровь – это родная кровь, мадам. Только надо повзрослеть, чтобы это понимать.
– Когда Лили унаследовала миллионы мужа, она хотела заплатить Сильви и забрать сына к себе, – сказала Амалия.
– О! Нет, Сильви бы ей не отдала. Ни за какие деньги.
– Почему?
– Характер у нее такой.
– Вы не помните, в какой именно песне Лили говорит о сыне?
– Нет. Да я и не очень хорошо их знаю. Помню только, как Ашиль говорил, что имя сына там есть.
* * *
Приехав после разговора с мадам Тервиль на виллу «Шарль», Амалия первым делом созвонилась с Парижем.
– Алло, комиссар Бюсси? У меня для вас важные новости. Мы с вами искали безумца, а все гораздо проще: это личная месть.
– В каком смысле?
– Помните, нас еще насторожил промежуток в семь лет между смертью Лили Понс и появлением маньяка? Так вот, все очень просто. Это сын Лили Понс, который был еще маленький, когда его мать умерла. Потом он вырос и решил по-своему разобраться с теми, кто убил ее. Возможно, с обстоятельствами смерти адвоката и импресарио на самом деле не все так гладко, как мы считали вначале. А потом Эрнест Ансельм заметил, что люди, бывшие в замке Лили Понс, стали гибнуть один за другим, и это подсказало ему остроумную мысль избавиться от отчима.
– То есть Эрнест Ансельм…
– Он убил Рошаров и Антуана Лами, а сын Лили – возможно, адвоката Гийо, Оноре Парни и самого Ансельма. Надо во что бы то ни стало отыскать этого сына и установить его личность. Его приемная мать звалась Сильви, а приемным отцом был Ашиль Герен. Мать Лорана Тервиля утверждает, что имя этого сына названо в одной из песен Лили. Всего она написала их девяносто три, и я уже дала задание сыну купить все пластинки, что не так-то просто: в последнее время люди просто сметают их с прилавков… Пожелайте мне удачи, комиссар! Если все срастется, то не пройдет и суток, и мы распутаем это дело до конца…
Повесив трубку, комиссар Бюсси пробормотал себе под нос:
– Имя названо в песне, значит? Ну-ну!
Он потер руки и довольно осклабился.
– Луи, где инспектор Лемье?
– Следит за Жерве, как вы и приказали, комиссар!
– Ладно, черт с ним. Слушай сюда: нужно взять одного малого и привезти его ко мне. По-моему, это тот, кто нам нужен.
И, представив себе заголовки в завтрашних газетах, а также свое лицо на всех первых полосах, комиссар чуть не замурлыкал от удовольствия.
* * *
Судя по всему, отыскать «одного малого» оказалось не так-то просто, потому что взъерошенного и не на шутку рассерженного подозреваемого доставили к комиссару лишь через несколько часов.
– Здравствуйте, месье Форе, – сказал Бюсси, лучась улыбкой. – Рад вас видеть!
– Послушайте, комиссар, – заворчал Габриэль, – вы могли просто передать мне, что хотите дать какой-то материал для прессы! А то ваш человек арестовал меня на виду у толпы народа… Между прочим, у меня было назначено свидание!
– С кем? С Леоном Жерве?
– Фу! – скривился Габриэль. – Ну и шутки у вас, комиссар! Должен вам сказать, я терпеть не могу убийц…
– Вообще-то его вина юридически не доказана и вряд ли когда-либо будет доказана, мсье Форе.
– С меня хватит и того, что баронесса Корф его изобличила, – заявил Габриэль. – Если она сказала, что он убийца, значит, так оно и есть.
– А еще она сказала, мсье Форе, что убийца – вы, – медовым голосом ввернул комиссар, пристально наблюдая за собеседником.
– Я? – Габриэль подскочил на месте.
– Да, да. Потому что второй убийца, замешанный в нашем деле, никакой не сумасшедший. Это сын Лили Понс, который решил отомстить за ее гибель. Имя этого сына упоминается в песенке Лили… ну-ка, что нам приходит на память? Правильно, «Габриэль в лесу»… то есть «Gabriel dans la forêt». Габриэль Форе! – победно заключил комиссар. – Ну, что вы теперь скажете?
Он был так доволен собой, что даже начал напевать:
Закат горел оранжево
На тучах-кружевах,
И тихий лес обманчиво
Застыл…
– У вас нет голоса, комиссар, – холодно сказал Габриэль. – И вы безбожно фальшивите. Она пела эту песню куда лучше.
– Надо же, как высоко вы ставите вашу мать…
– Она мне не мать. Вы на ложном пути, комиссар!
– Это вы убили Сезара Гийо и Оноре Парни, а затем Эрнеста Ансельма?
– Никого я не убивал!
– Ладно, – легко согласился комиссар. – Попробуйте меня убедить. Вы родились в Ницце в 1900 году, попали в приют, потому что родители от вас отказались, потом вас усыновили… как звали ваших приемных родителей, кстати?
– Их имена были сволочь и большая сволочь, – Габриэль дернул щекой. – Им нужна была бесплатная рабочая сила, а не приемный сын. Когда они поняли, что я слишком хлипкий, то отказались от меня и вернули обратно.
– Их имена, месье!
– Не помню. И не желаю вспоминать.
– Откуда взялось имя Габриэль Форе? Это ведь не простое совпадение, а?
– Вы чертовски проницательны, комиссар. Да, я позаимствовал это имя из песенки Лили.
– Потому что вы узнали, что вы ее сын? Ну же, месье, смелее!
– Ладно, комиссар, если вам хочется знать все, то вот вам правда. В приюте меня били смертным боем…
– Воспитатели?
– А? Нет, они были просто затюканные люди. Били меня мальчики, которые постарше и покрупнее. Когда меня вернули из приемной семьи, словно бракованный товар, стало только хуже. В конце концов мне все надоело, и я решил утопиться. Как это сделать, чтобы меня ненароком не спасли, я не знал и ходил по берегу, высматривая удобное место. Пока я блуждал там, настал вечер, и в каком-то доме заиграл патефон. И я услышал, как женский голос поет про маленького Габриэля, который заблудился в лесу, и ему плохо. Но голос пел, что все пройдет, он выберется из леса и все его страдания забудутся… Я прирос к месту. Я забыл про все… про то, зачем пришел сюда, потому что понял: эта песня – про меня. Никогда не надо отчаиваться. Поэтому я и взял имя Габриэль Форе. Габриэль, который выбрался из леса. И ведь она не лгала…
