Вера размышляла и размышляла, сидя в своем кабинете. Мысли путались, потому что сознание было переполнено воспоминаниями о вчерашнем.
Владимир ушел рано утром. Тихо, пока она спала. Правда, успел приготовить завтрак и оставил записку. Короткую, из трех слов: «Приду вечером. Люблю».
Это было приятно, и потому не хотелось думать ни о чем другом. Хотелось, наоборот, поделиться с кем-нибудь своим счастьем. Но только делиться было не с кем. Разве что с Цигаловой.
Инна позвонила сама.
— «Бейлис» не допила? — поинтересовалась подруга. — Там полбутылки, если не больше, оставалось… Все цело? Какая ты молодец! Тогда я заскочу вечерочком, а то мы не договорили.
— Я поздно вернусь домой сегодня, — соврала Вера. — В другой раз — обязательно. Слушай, ты помнишь Славу с факультета, с кафедры международного права? Мы были на первом, а он уже заканчивал учебу.
Почему Вера заговорила о парне, она и сама не поняла. Вероятно, чтобы перевести разговор на другую тему.
Но Цигаловой только тему дай.
— С которым у тебя был роман? — обрадовалась она. — Помню, конечно. Такой симпатичный парень был.
— Какой еще роман? — возмутилась Вера. — Ничего между нами не могло быть, тогда я уже с Бережным, кажется, встречалась.
— С Бережным у тебя позже закрутилось, — попыталась освежить ее память Инна. — Вы у меня на той квартире, что я снимала, встретились…
— А почему ты сказала «был»? — зацепилась за произнесенные подругой слова Вера. — Разве со Славой что-то случилось?
— Ну да, — как-то неуверенно ответила Инна. — Ты разве не знаешь? А мне казалось…
— С ним что-то произошло?
— Так он с балкона упал. Поздно вечером или даже ночью вышел покурить, поскользнулся, вероятно, и с девятого этажа свалился. Насмерть. Мы с тобой тогда на пятом курсе были или только-только закончили университет. Я точно не помню…
Вера ехала в райотдел и вспоминала, курил ли Слава или нет. С сигаретой она его не видела. Получалось, что тот не курил. Хотя мог, конечно, закурить позже, уже после окончания университета, но в это верилось с трудом. Точнее говоря, вообще не верилось. Если человек в студенческие годы не приобщился к табаку, то вряд ли закурит потом, начав работать в престижном месте. Скорее случается наоборот: курящие бросают, если начальство не поощряет дурных привычек. Правда, на свете бывает всякое.
Бережная продолжала об этом размышлять, когда шла по коридору районного управления. Машинально поздоровалась со следователем Карасевым и прошла мимо, но тот окликнул ее. И когда бывшая коллега остановилась, спросил:
— Простите, а почему вы интересовались наличием пирсинга на теле той убитой женщины?
— Просто так, — пожала плечами Вера.
Карасев не поверил.
— У нее на пупке имелась золотая безделушка, так муж сказал. Но при осмотре никакого украшения не было обнаружено. Вполне возможно, что его сорвал убийца. Если вам что-то известно…
— Ничего мне не известно, — покачала головой Вера. И, чтобы перевести разговор на другую тему, поинтересовалась: — Убийством Минусевича занимается прокуратура? У вас каких-нибудь материалов не осталось?
— Все передали. У меня только его фотография в столе валяется, которая в деле, собственно, и не нужна. Она не с места преступления, а из паспортного стола. Хотите посмотреть? Тогда, помнится, на труп взглянуть вы не горели желанием.
Вера подумала и согласилась. Они зашли в кабинет Карасева. Следователь сел за стол и начал рыться в ящиках. Потом достал снимок и показал.
— Фотография сделана почти год назад.
Вера взяла в руки снимок, а могла бы и не брать. Потому что сразу узнала: это был тот самый мужчина, который оскорбил ее в универсаме год назад, когда она с Цигаловыми ходила за вином.
Информация не укладывалась в ее голове. Если раньше все было на уровне предположений, то теперь череда смертей выстраивалась в цепочку со вполне определенной связью и последовательностью. Единственным, что связывало погибших незнакомых друг с другом людей, была она — Вера Бережная, в девичестве Колодина. Десятиклассник из ее школы, которого потом нашли повешенным… Пятикурсник, непонятно по чьей протекции попавший работать в мэрию и начавший делать там карьеру, который поднялся бы высоко, но вдруг упал с балкона собственной квартиры… Известный адвокат Бережной, ее муж, предприниматель Максим Ляхов, совладелец порностудии Минусевич, студент Артем Лиусский, врач из поликлиники… Не связанные между собой люди, и все в чем-то виноваты перед Верой, каждый хоть чем-то, какой-то малостью провинился перед ней.
Виноваты они были или нет, вопрос отдельный. Но разве достойны наказания? Тем более — наказания смертью. Евгения Бережного за что наказывать — за то, что ушел от жены, которая его не любила? А молодого сотрудника комитета по внешнеэкономическим связям за то, что врал когда-то направо и налево, будто переспал с девочкой-первокурсницей? Мальчика из школы за то, что требовал от нее невозможного? Студента Лиусского за то, что именно с него начались ее неприятности? Да и кто вправе наказывать? Кто считает себя высшей инстанцией, человеком, имеющим право осуждать и миловать? Но может, не какой-то человек, пожелавший отомстить всем им за ее прошлые обиды, это сделал, а во всем виноват случай? Цепочка случайностей? По крайней мере, Вера здесь ни при чем: она никому не желала смерти.
А вдруг за всем этим и в самом деле стоит Миклашевский? Нет, невероятно. Хотя проверить, где полковник находился в момент каждого убийства, не помешает. Правда, те, что произошли несколько лет назад, а также прошлогодние, отпадают. Хотя…
Вера вдруг вспомнила, что делала вечером того дня, когда убили Бережного. Она как раз ждала Ивана Севастьяновича, который обещал подъехать и привезти с собой французского вина и баночку фуа-гра, доставленную ему каким-то знакомым, побывавшим в Париже. Уж не Гороховым ли? Она тогда еще думала приготовить мясо, но потом решила, что не стоит. А Миклашевский в тот вечер и не приехал. Позвонил и сообщил, что спешит домой, потому что внезапно заболела дочка. Утром следующего дня, когда Вера зашла в его кабинет и поинтересовалась здоровьем дочери, Иван Севастьянович даже не понял вопроса — оказывается, он забыл, что сказал ей накануне. Потом, правда, опомнился и сделал грустное лицо: «Температура все еще высокая».
Но это еще не улика. И доказать, что он был в тот вечер в квартире Бережного, почти наверняка не удастся. По другим эпизодам, вероятно, будет такая же безнадега.
Вера немного подумала и позвонила майору Евдокимову.
Сначала поинтересовалась здоровьем и настроением, а потом как можно более равнодушно спросила, не знает ли тот, что делал Иван Севастьянович позавчера в промежутке между шестнадцатью и семнадцатью часами.
— Не знаю, разумеется, — ответил бывший коллега. — Мне известно только, что его не было в управлении. Миклашевский назначил совещание на пятнадцать тридцать, мы собрались, а его нет. Секретарша звонила ему на трубку, но не смогла поймать. А в конце дня примчался. Нас скоренько снова собрали, и полковник битый час говорил какие-то очевидные вещи. Причем вид у него был крайне взбудораженный, словно он только что посетил начальство или бабу, будто только что он или его… Короче, выжатый какой-то был. А почему ты спрашиваешь?
