Миклашевский, как выяснилось, ни при чем, что успокаивало, а то неприятно было сознавать, что, может быть, спала с убийцей. Отец, о существовании которого она думать забыла, тоже не подходил под описание бомжа Толика. И у него нет оснований убивать незнакомых ему людей. По крайней мере, Вера не могла представить такие основания. Хотя… Вдруг тот всю жизнь наблюдал за ней со стороны? Знал, с кем она встречается, что происходит с ней, и в один далеко не прекрасный момент решил отдать отцовский долг таким страшным образом — защитить дочку от всех неприятностей… Ничего исключать нельзя. Вероятно, следует поручить Толику сходить в тот универсам и посмотреть теперь на начальника охраны.
Все это помимо воли крутилось в ее сознании. Только не было привычной четкости в рассуждениях, словно Вера размышляла о том, что ее не слишком волнует, не является самым главным и необходимым, как будто все это можно сделать когда-нибудь, сделать или попросить сделать кого-то, или вообще не делать, потому что есть дела поважнее. Потому что есть у нее кое-что другое, самое главное, никак не связанное с работой, но определяющее всю ее жизнь и поступки, делающее ее счастливой и такой невнимательной к мелочам — то, в чем она уже призналась себе самой. Призналась легко, хотя и с замиранием сердца. И с радостью, разумеется.
Владимир приходил вечером, иногда очень поздно, когда она уже не чаяла его увидеть. А убегал рано. В первый раз Вера проспала его уход. А позже, в следующие дни, просыпалась, когда он осторожно поднимался с кровати, и вскакивала тоже. Готовила завтрак, пока он брился и разговаривал с кем-то по телефону. Содержание его бесед всегда касалось исключительно работы — слова и фразы, которые произносил Володя, были ей знакомы и понятны: «объект», «скрытое наблюдение», «проверить по билингу», «покопаться в биографии».
Про себя Владимир не говорил больше ничего, кроме того, чем поделился в день первой их встречи. Конечно, ей хотелось узнать про него еще кое-что. Был ли женат, например, или с кем жил до нее. Но Вера не задавала никаких вопросов, словно боялась спугнуть свое счастье.
Глава 12
— Теперь я точно знаю, почему у меня жизнь не сложилась, — произнес Толик и глянул на свою подругу с таким выражением лица, словно ожидал, что та вот-вот рассмеется его шутке.
Но Жанна была серьезна, внимательно смотрела, догадываясь, что речь сейчас пойдет о предмете, над которым потешаться не следует.
В конце концов, к любой жизни привыкнуть можно, даже к бездомной, только радости в такой привычке никакой. Почти двадцать лет назад она приехала в Питер поступать в институт текстильной промышленности, но не получилось, провалилась на вступительных экзаменах. Забрала документы, вышла на улицу и тяжело вздохнула: значит, придется вернуться домой — в маленькую комнатку в рабочем общежитии, в которой с трудом умещались обеденный стол, шифоньер и два дивана — на одном спала мать, а на другом сама Жанна с двенадцатилетней сестрой. Помнится, когда мать наконец приобрела холодильник, его едва удалось втиснуть между настенной вешалкой и входной дверью. Но холодильник поместился. Потому что был маленьким. А зачем большой, что в нем хранить?
За столом обедали-ужинали втроем, и Жанна с сестрой по очереди готовили уроки. Еще на столе гладили белье, гадали на картах с соседками. И пили вино. Когда к матери заявлялись подруги с бутылкой, Жанна и сестра уходили к знакомым в другие комнаты общежития. Если было тепло, шлялись по улицам или шли в кино. Жанна заканчивала школу, когда попала на фильм «Дикая орхидея». Билетерша покосилась на ее сестру и спросила:
— Девчонку зачем с собой притащила?
— А вам-то что? — огрызнулась Жанна.
Сразу после начала фильма выяснилось, что сестру брать и правда не стоило. Но Ленка смотрела молча, уставившись на огромный экран. Надо было бы, конечно, ее увести, но в зале гоготали пацаны, поэтому идти по рядам к выходу, задевая их ноги, уворачиваясь от рук, не хотелось. Да к тому же сестра и так уже «про это» знала: в общежитии насчет взаимоотношения полов тайн не имелось. Но фильм был красивый, и все происходило в нем не так, как в прокуренной и пропахшей борщами общаге.
После сеанса в толпе пошли на выход из кинотеатра. Обеих девочек рассматривали мужики, некоторые делали сальные предложения, а потом кто-то ущипнул Жанну за попу. Она обернулась и увидела ухмыляющееся, опухшее от пьянок лицо какого-то парня. Тот подмигнул ей и дыхнул перегаром:
— Ну, че, прогуляемся до кустиков?
Жанна схватила сестру за руку и потащила за собой, пытаясь пробиться сквозь идущих впереди. Но не удалось. К тому же парень был не один, а с двумя приятелями, которые зажали Жанну и сестру с двух сторон.
— Да отстаньте же вы! — почти закричала Жанна, надеясь, что кто-нибудь заступится.
Но всем было не до нее. Какой-то мужик обернулся, правда, но только для того, чтобы разглядеть получше ее лицо и ноги.
— Я сейчас милицию позову, — пригрозила она.
— Зови, — рассмеялся один из парней, который уже тискал ее сестренку. — Кстати, я сам мент.
Наконец вышли на улицу. Светило солнце, весенний вечер был теплый, пахло тополиными почками и свежеокрашенными скамейками. Люди разбредались с невероятной скоростью, а ее с сестренкой тащили за угол здания с заколоченными окнами. Ленка не сопротивлялась, просто тихо плакала, а Жанне выкручивали руки и подталкивали пинками. Она обернулась и увидела еще одного парня, спешащего к ним от распахнутых дверей кинозала. Парень был высок и красив.
— Помо… — попыталась крикнуть Жанна, но ей зажали рот.
Она укусила пахнущую табаком и копченой рыбой ладонь. И ее тут же ударили по затылку, потом в бок, а затем в ухо. Последний удар был настолько сильным, что Жанна полетела на асфальт. Упала и даже руки не успела подставить. Хотела вскочить, зная, что сейчас начнут месить ее ногами, но быстро подняться не получилось. И тогда она сжалась в комок, прикрыла голову руками. В ухе звенело от полученного удара.
Прошла минута, а пинков не последовало. Зато кто-то упал рядом. Потом еще кто-то запнулся о ее ноги и тоже упал.
Жанна открыла глаза и увидела, как высокий красивый парень бьет того, кто тащил Ленку. Ударил сначала в живот, и сразу, уже согнувшегося, в прыжке ногой в лицо. Ленка стояла, открыв рот, и смотрела на это округлившимися глазами.
Жанна удивилась тоже. За нее впервые вступились! Она уже и не думала, что кто-то может вообще заступиться. В общаге мужики дрались часто и почти всегда из-за баб. Подерутся, поорут, поматерятся, а потом продолжают пить дальше, как будто ничего и не произошло. И бабы дрались. Из-за мужиков, разумеется. Еще мужики били баб. А бабы мужиков, когда точно знали, что у тех нет сил сопротивляться. Но чтобы кто-то за кого-то вступился…
Высокий парень протянул ей руку и что-то сказал.
Жанна кивнула, схватившись за его ладонь, и поднялась. Руку выпускать не хотелось. Красавец что-то сказал, и она опять кивнула. В ухе звенело, и не было никаких других звуков.
