Вообще то при детальном рассмотрении своего спутника ей пришлось признать, что он в самом деле хорош собой. Но внешность его была какой то несовременной, гусарской. И она бы скорее применила к нему слово пригожий, нежели привлекательный. Чуб какой то нелепый, бакенбарды еще более нелепые. Узкие штаны, почти как рейтузы гусарские. Аксельбантов и коня ему не хватало для полной картины!
«Герой не моего романа», – вздохнула Альбина, открывая машину в ответ на требовательно-зовущие взгляды Иванцова. Ей такие сиропные мальчики никогда не нравились.
Владик…
Владик был другим. Он был очень высоким, стройным, гибким, с открытым симпатичным лицом, пухлым ртом и серыми глазами. Он был интересным собеседником, умел слушать, заразительно смеялся и, кажется, обожал ее.
Как же она могла так облажаться, а?! Как могла не поверить ему? Дурой надо было быть, чтобы послать запрос о нем на его работу! Конченой, недоверчивой дурой! И уже менее чем через неделю, вместо того чтобы нежиться на белом песке под пальмами, она давилась своим одиноким скудным ужином из макарон и сосисок и изо всех сил уговаривала себя не разбавлять этот ужин слезами.
– Куда едем?
Иванцов сидел рядом с ней и призывно поигрывал бровями. Она чуть не расхохоталась. Тоже еще – поручик Ржевский! Шел бы обольщать их бухгалтерию или архив. Там девчонки девять из десяти – холостые. И до таких вот черноглазых и вихрастых очень охочи. Ей этого добра не надо. И с галунами, и с конями, и с аксельбантами.
– Вам куда, товарищ Иванцов? – Альбина вежливо улыбнулась, потянув ремень безопасности. – И пристегнитесь, пожалуйста.
– Да ладно тебе. – Он фыркнул, достал удостоверение, помахал им. – Ребята поймут.
– Ребята поймут, я нет, – настаивала она, совсем позабыв, что сюда сама ехала без ремней безопасности. – Или выходите из машины.
Он обиженно завозился с застежкой, щелкнул, отвернулся к окну. И когда она тронулась с места, скороговоркой назвал свой адрес. Они молча ехали. Молча доехали. Молча простились, едва кивнув на прощание друг другу. И только когда она развернулась, чтобы ехать обратно, Иванцов вдруг встал на ее пути.
– В чем дело, Сергей?
Альбина насупилась. В сумерках она и так неважно видела. А тут еще за рулем! Да еще в плохо освещенном дворе! Да еще при поблескивающем в свете фар схваченном морозцем тротуаре! Идиот!!!
– Как думаешь, Парамонова, что ему там понадобилось, Владику твоему?
Упс-сс!!! Ей будто под дых вдарили. Он знал!!! Он знал не только Владика, но и о том, что тот когда то был ее парнем, тоже знал. Хотя стоило ли удивляться? Наверняка ходили разговоры о ее подозрительности и о последствиях этой самой подозрительности. Ох, Иванцов в курилке позубоскалил наверняка по этому поводу.
– Не знаю, – сцепила она зубы, уговаривая себя не заводиться. – Вам надо было спросить у него, Сергей!
– И спрошу! – повысил он голос, принявшись снова раскачиваться с пятки на носок.
Где то она читала, не помнит где, что такое поведение – признак душевного беспокойства. Дискомфорта, неуверенности в себе. Или ей хочется думать, что она об этом читала?
– И спросите! – рявкнула она и чуть повернула руль, намереваясь объехать чубатого опера.
– Это ты его навела, да?! – впился он вдруг в ручку двери с ее стороны и засеменил рядом с машиной. – Скажи, ты? Ты была не удовлетворена результатами расследования, все тебе казалось, что такой крутой мужик, как Рыков, не может блевотиной поперхнуться во сне, вот ты и натравила своего журналиста на бедную женщину. Так?!
– Во-первых, женщина эта не так уж и бедна, если учесть, что ей досталось в наследство. – Альбина вдавила педаль тормоза и теперь пыталась закрыть дверь, но Иванцов держался за нее очень крепко и настырно тянул на себя. – Во-вторых, журналист давно не мой! И я с ним не общаюсь! И что он там делал, я не знаю. А вот вы?..
– Что? Что я? – Его глаза снова превратились в две черных бездонных дыры, Альбину даже корежило, так противно он на нее теперь смотрел.
– Вы что там делали?! Пришли утешить молодую вдову?!
– Вообще, что ли, да? – опешил он, и глаза его вдруг наполнились блеском. – С какой стати мне ее утешать?!
– Ну как же, как же! Вы как никто были уверены, что она безутешна, что она не виновата в его смерти и…
– Знаешь, что я тебе скажу, Парамонова…
Он давно уже отошел от машины и не держался за дверную ручку, а она все не уезжала и даже для чего то стекло опустила. Зачем?! Чтобы услышать очередную пакость?! Надо было рвать отсюда, и делать это как можно быстрее! Тогда бы она точно не услышала таких обидных, таких несправедливых, таких гадких слов, которые он потом сказал. И не пришлось бы потом безутешно реветь целый час, колошматя изо всех сил подушку.
А вот не уехала! И услышала.
– Знаешь, что я тебе скажу, Парамонова? – Он нашел наконец камешек, который они отчаянно пытались отыскать на безупречно выметенной дорожке Рыковых, и начал его катать подошвой ботинка, почти не глядя на Альбину. – Какую бы ты ему информацию ни скармливала, принося ему ее в клювике, он все равно к тебе не вернется. Никогда не вернется!
– Да пошел ты!!! – заорала она не своим голосом и укатила, почти так же взвизгнув покрышками об асфальт, как это давеча сделал Владик.
А дома проревела час. Потом успокоилась, пошла на кухню и тут же вспомнила, что холодильник пустой. С этим гусаром она вообще забыла про визит в супермаркет. И шоколадный батончик забыла в машине. Из еды в доме не было ничего вообще! Не было даже заплесневелой корки. Не было даже горсти макарон или пересохшего от возраста крекера!
Альбина вошла в ванную, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Волосы всклокочены, глаза красные, нос распух. Она долго умывалась сначала горячей, потом холодной водой. Причесалась, надела толстую куртку с капюшоном, спортивные штаны, ботинки на толстой подошве и пошла в ночной магазин на проспекте.
Удивительно, когда люди спят? Половина одиннадцатого ночи, а народу в магазине – как перед праздником. Все что то покупают, хватают с прилавков, набивают салатами контейнеры, заполняют до самого верха тележки. В кассе было не протолкнуться. Альбина простояла минут двадцать, пока ей пробили ее несчастные килограмм картошки, два салата, плавленый сыр, копченую колбасу, три яблока, вафельный торт и литр кефира.
«Я плохая хозяйка», – мрачно размышляла она, размахивая пакетом по пути домой. Набрала всякой ерунды. Всякой несовместимой ерунды. Кто, скажите, ест яблоки с кефиром? А картошку зачем купила? Она же не собирается ее сегодня варить, и завтра не соберется! Картошка завянет, съежится, и она ее через пару недель выбросит.
Нет, наверное, Владик молодец, что ее бросил. Дело даже не в ее чрезмерной подозрительности. А в том, что она плохая хозяйка. А значит, стала бы плохой женой, а затем и плохой матерью. Владику нужна другая женщина. Не такая, как она. Ему нужна милая, практичная, доверчивая хозяюшка. Не помешало бы, если бы она была при деньгах. Он ведь не раз сетовал на их отсутствие у себя. И восклицал об удивительном везении кого то там, кому вдруг привалило счастье обзавестись наследством или удачно вступить в брак.
