– И много у тебя вопросов?
– Есть некоторые.
– Так и быть, выслушаю. Валяй!
Вроде и равнодушно выпалил, а и отмолчаться нельзя. Как шарахнет кулаком между ушей, так влепит нос в затылок. Силищи в мужчине ощущалось на троих.
– Вопрос первый: что делал Владик возле дома Рыковых? – осторожно начала Альбина, все еще не зная, насколько она может быть откровенна с родственником Владика.
– Вариантов ответа два? – спросил он, принявшись крошить сыр на еще более мелкие кусочки прямо на хлебный мякиш.
– Три.
– Три?
– Первый – он там был из чисто профессионального интереса. Второй – он клеил вдову Рыкову. Третий – просто проезжал мимо.
– Такое возможно? Ты же говорила, что там проулок?
– Кто знает?!
Альбина подергала плечами, решив тут же выяснить, возможно ли из этого проулка попасть куда то еще, на параллельную улицу, к примеру, или в окрестные дома.
– Узнаешь, – утвердительно опустил рыхлый подбородок на грудь Владлен Егорович. – Вариант со вдовой тоже так себе. А… А что могло его заинтересовать в этом доме?
– Рыковых?
– Да.
– Ну-у-у… Слишком как то внезапно стала вдовой эта красотка. Жил себе жил мужик. Удачливый, здоровый, крепкий. И вдруг, не успев жениться, не успев написать завещания, помирает, – ее глаза загорелись, стоило ей оседлать любимого конька. – И оставляет свою жену совершенно свободной и неприлично богатой!
– Хм-мм… А как он помер то?
– Поперхнулся спьяну во сне блевотиной, не поверите, – сморщилась она брезгливо.
– А жена где была? Чего не усмотрела? Почему не перевернула на бочок?! – вытаращился изумленный дядя, видимо, и его поразила нелепость такой непристойной кончины.
– Будто бы ее не было дома, – скорчила она недоверчивую мордаху.
– А что вы говорите?
– Мы?
– Ну, полиция? Разбирались?
– А как же!
– И?
– Нет ничего. Все чисто! Ангел божий, а не девушка!
– Родственники в шоке?
– А то!
Он вдруг начал ей нравиться – этот здоровенный медведь в обличье человека. Слушает ее. И не просто слушает, а прислушивается! И слова ее глупыми не считает.
Не то что Сучков. Тот все ее подозрения отмел, как хороший дворник.
И сыр опять же весь поел, хотя нарезала она его так себе, наломала скорее. А он не побрезговал, все до кусочка с батона подобрал и съел. Видимо, голодный. Ах, была бы она хозяюшкой хорошей, в мгновение ока что нибудь метнула бы на стол! Глядишь, суровое сердце дядечки и оттаяло. Глядишь, и разоткровенничался бы он с ней в знак признательности.
Она была плохой хозяйкой. И готовила отвратительно. И соберись она что нибудь сейчас стряпать, угадила бы всю посуду, извела бы кучу продуктов, и в результате они ели бы яичницу.
– Слушай, Альбина из полиции. – Он нацелил в нее палец и потряс им. – А не мог кто нибудь нанять Владьку?
– В смысле?
– Нанять следить за вдовой?
– Ой, не знаю. – Она недоверчиво покачала головой. – Это скорее дело частного сыщика. При чем тут Владик? Он мог, конечно, но если дело касалось его лично. За деньги бы он так надрываться не стал.
– Как?
– Так! Прятаться по подворотням, красться в темноте.
Она вспомнила интервью, которые смотрела по телевизору, где Влад был просто виртуозом. Никакого мычания при долгом подборе слов. Он просто выстреливал фразами. Он не брал интервью, нет. Это было…
Это было песней, его танцем!
– Он любил общаться глаза в глаза с оппонентом. Любил спорить, загонять в угол. Он этим наслаждался. Я не могу представить, чтобы Влад… Чтобы он играл в сыщика! – Она фыркнула. – Он вообще то к моей профессии относился без уважения, если честно. И считал, что мне там не место.
– Понятно…
Большие и корявые, как старые сучья, пальцы Сиротина принялись выбивать на столешнице странную мелодию. Альбине сделалось неуютно. Она окинула быстрым взглядом загаженную кухню Влада. Быстро дядечка управился с порядком. Да и дядечка ли он вообще? Кто он? Влад никогда о нем ничего не рассказывал. Вдруг это вор какой нибудь и поселился тут, пока родственники разбираются с наследством? А она, дурища, уселась неудачно. Как в западне!
– Не надо ничего накручивать, Альбина из полиции, – ухмыльнулся он вдруг догадливо, вгоняя ее в краску. – Я не злодей.
– А я ничего такого и не… – она запнулась на полуслове, вдруг вспомнив. – А мобильник Влада?
– Что?
– Он не уцелел?
– Нет, – дядька скорбно поджал тонкие губы, опустил над столом голову, почти задевая его длинным носом.
– Нет, не уцелел? Или его тоже не было? – прицепилась она. – Понимаете… Влад, когда ему неловко было лезть в машину за камерой или он далеко от машины был, часто снимал на телефон. К тому же он мог звонить кому то, ему могли звонить? Вы не проверяли в телефонной компании?
– Оттуда меня послали, милая. Запросили кучу бумаг. И послали. Так что проверить его звонки я не смог. А что касается фотографий…
Он вдруг ловко выскользнул из за стола. Она аж рот открыла, дивясь удивительной грации этого большущего человека. Ни стол не сдвинул, ни табуреткой не громыхнул. Кто же он такой, этот Владлен Егорович?
Он вернулся очень скоро с черной картонной коробкой из под какой то фотографической мутотени Влада.
– Вот, – он поставил ее на стол, потянул крышку. – Вот что осталось от его мобильного. Спасибо, вовремя приехал, а то и этого бы не нашел. Хотя на это мало могло быть желающих, в отличие от кофра.
– Ладно вам! – Она заглянула внутрь, вздохнула. – Не густо.
– И я говорю…
Телефон сильно пострадал. Дисплея не было, от корпуса осталась одна задняя крышка. Внутренности будто кто под пресс подкладывал.
– Забирай, – скомандовал Владлен Егорович и снова закрыл коробку крышкой.
– Что забирай?
– Этот телефонный ливер забирай. У меня все равно нет никого, кто бы смог хоть что то оттуда извлечь. Может, тебе повезет, Альбина из полиции?..
Глава 10
Толик любовался своим отражением в магазинной витрине. Он отступал на шаг, прячась за облетевший тополь, и отражение исчезало. Делал шаг в сторону, и отражение появлялось снова – обновленное, помолодевшее, холеное. Он, как в сказке, будто в котел с кипящим молоком прыгнул, настолько преобразился. Даже выше стал, честное слово! Новенький костюм, состоящий из плотных штанов и замшевого пиджака, подчеркивал все достоинства его поджарого телосложения. Мокасины ручной работы, коричневая водолазка отлично держит подбородок. Новая стрижка, темные очки. Господи, на него весь женский персонал магазина оборачивался, когда он вышел переодетым из отдела! Потом его повели в маникюрный салон для мужчин, где преобразили руки. Он поначалу застеснялся, потом даже понравилось. Он вообще сам себе дико нравился. У него не только внешность, взгляд поменялся! Он не смотрел больше затравленным несчастным неудачником. Он поглядывал чуть свысока и снисходительно. Лениво цедил слова, хмыкал многозначительно. Это производило впечатление не только на окружающих. Это нравилось бабке. Так он про себя называл Марию Ивановну Скобцову – благодетельницу и мучительницу в одном лице. И это очень нравилось ее дочери – Насте.
