Настя… Настёна… Настенька…
Ах, как он на нее запал! Ах, как она ему понравилась! Прямо сразу, когда впервые увидел ее, он начал о ней грезить. И что самое важное, он ей тоже, кажется, приглянулся. Она посматривала на него с интересом. Улыбалась его шуткам. Позволяла поддерживать себя, когда в этом возникала нужда. Но…
Но это не нравилось бабке – то есть ее матери. И это совершенно не нравилось ее водителю – Дэну. Что их связывало, Толик не знал, мог лишь догадываться. Но что то связывало. Что то сквозило интимно-игривое в повелительном тоне, которым она обращалась к Дэну. Что то улавливал он в его ответах. Какой то искрометный сарказм, какую то скрытую ухмылку. И от этой ухмылки, честно, Толику было особенно неуютно.
– Чем он тебе не нравится, не пойму? – удивилась как то бабка Маша, уставившись на него из под взмокшей от пота челки.
Челка у нее всегда была мокрой. Противной, липкой, цеплялась за его щеки, уши, шею. Его иногда тошнило.
– Мутный он какой то, – ответил Толик, решив, что ступил на запретную территорию и не надо лезть туда, куда не надо. – Что то есть в нем… Угроза какая то.
– Угроза? Кому?
Бабка Маша осторожно сдула с кофейника плотную пенку, разлила по чашкам, пододвинула к нему молочник со сливками, сахар, бисквитики с шоколадом. Он с радостью налетел на завтрак. Он, оказывается, любил все это милое аристократическое баловство. Даже не подозревал, как это приятно: когда тебе приносят завтрак в постель, сдувают пенку, остужают кашку, щебечут, жалеют, холят и лелеют.
У него ничего этого не было. Разве что в детстве. С Лизкой нет, никогда. С этой каргой постоянно. И он иногда даже прощал ей ее возраст. И то, что вынужден быть ее любовником. И то, что вынужден ей подчиняться. Слушаться, служить.
Нам всем, в конце концов, приходится платить за удобства. Кому чем! Кому здоровьем, кому временем, кому самой жизнью. Ему вот свободой. Правда, понятие это было весьма относительным. Раньше, когда он ласкал молодое упругое тело, он ведь тоже был зависим. И еще как! И унижаем был невероятно! И осмеян неоднократно. И очень быстро потерял себя.
– Не нравится он мне, – заключил без лишних объяснений Анатолий, возвращая пустую чашку Машке. Дожевал бисквит. – Не нравится. Не пойму почему.
– А ты возьми и убей его, – запросто, будто речь шла о таракане, посоветовала она.
Поставила пустую посуду на пузатый комод в его обновленной спальне, вскарабкалась к нему на кровать. Улеглась рядом, взглянула требовательно.
– Как это убить?! – опешил он, потом решил, что она шутит, и переспросил: – Шутишь?
– Ничуть, милый. Какие уж тут шутки? Если этот малый так тебе противен, убей его просто, и все!
– Как убить?! – Он шарахнулся от ее грузного, пышущего нездоровым желанием тела на самый край кровати. – Я не смогу, Маша! Я не смогу!!!
– Сможешь, – она улыбнулась одними губами – дряблыми, давно утратившими форму. Глаза сверлили насквозь. – Лизку свою кокнул, и Дэна сможешь!
– Лизку…
Он судорожно сглотнул, в который раз стараясь вспомнить подробности того злополучного дня. Ну ничего! Полный провал! Будто он весь день пробыл в черной яме. Как туда попал и как выбрался – не помнит.
– Лизку было проще, – сказал он нехотя, и то лишь потому, что ей очень хотелось услышать именно это. – Она сука! Она сколько крови мне попортила. А Дэн… Он просто противный, и все!
Маша какое то время внимательно его разглядывала. Всего и тщательно, начиная от кончиков пальцев на голых ногах и заканчивая модно выстриженной макушкой. Потом облегченно вздохнула, снова растянула вялые губы в подобии улыбки и сказала:
– Вот и ладно. Пускай себе живет.
Господи! Она что, проверяла его?! Конечно, проверяла! Эта старая кляча – дня не проходит – устраивает ему проверки на вшивость. То денег подбросит в надежде, что он сопрет. То сережку с бриллиантом нарочно в сливе раковины оставит. Вдруг он сочтет, что она считает сережку потерявшейся, и присвоит себе.
С Дэном тоже проверяла. И еще пару раз после того памятного утра затевала подобные разговоры. А потом велела походить за ним, последить.
Чем он, собственно, теперь и занимался. Он следил за Дэном, который вошел в магазин. А попутно рассматривал свое отражение в сверкающей витрине. Отражение ему очень нравилось. Следить за Дэном – нет. И если честно, ему вдруг показалось, что он Дэна потерял.
Толик решил проверить и вошел в магазин.
Внутри было тепло, уютно, пахло шикарно. Неслышно, словно нимфы, скользили по сверкающей плитке пола продавцы-консультанты. Услужливо улыбались, внимательно слушали, вежливо отвечали. И зазывали, зазывали, зазывали оставить в их дорогом бутике ну хоть какую нибудь денежку.
Сегодня он купит булавку для галстука, вдруг решил он. Надо было как то объяснять свое здесь присутствие. На него только-только, всего каких то неделю-другую, начали поглядывать с уважительным интересом. Ну не разочаровывать же этих пташек! К тому же, если Дэн крутится где то рядом, у него будет шикарное объяснение – зашел купить булавку для галстука. И для карги это тоже сойдет. Она терпеть не могла, когда он тратился без нее.
– Добрый день! – Милая длинноногая шатенка с голубыми, как летнее небо, глазами подошла к нему и встала слишком близко. – Чем могу помочь вам?
О! Она могла бы помочь ему, если бы захотела. Могла бы осчастливить хотя бы на полчаса. Прямо за одной из тяжелых бархатных портьер примерочной кабинки. Он с удовольствием сорвал бы с нее тонкую кофточку кофейного цвета, задрал короткую юбчонку и…
Толик почувствовал, что возбуждается, и покраснел.
– Извините, я ищу друга, – соврал он без зазрения совести. И тут же, почувствовав ее разочарование, поспешил успокоить: – И пока я стану его искать, подберите мне, пожалуйста, заколку для галстука.
– Хорошо! – Она снова заулыбалась – широко и открыто. – Вы хотели бы…
– На ваш вкус! Галстук синий, в бежевую полоску. Подберите, я буду вам очень признателен.
Толик не сдержался и снова с вожделением взглянул на ее ноги выше колен. Интересно, это чулки или колготки? Если колготки, то пришлось бы возиться чуть дольше. Если чулки…
Кружевные подвязки, пояс на тонкой талии, трусики, которые ничего, ну совершенно ничего не скрывают. У него онемели пальцы, так захотелось впиться в ее кожу, так захотелось тискать ее, тянуть на себя.
Эта старая сука совершенно его развратила! Он уже не может спокойно реагировать на женское тело.
– Кстати, вы не видели здесь молодого человека приблизительно моего роста? – Толик поднял на уровень своего уха подрагивающую руку, растопырил ладонь параллельно полу. – Одет… Кожаная коричневая куртка, светлые джинсы, светлый джемпер.
– Боюсь, что…
Она очень медленно покачала головой, волосы колыхнулись за спиной туда-сюда, производя оглушительный шелковый шелест. Так ему казалось! Потом так же медленно она облизала губы. И вздохнула, так высоко колыхнув грудью, что он испугался, что она упадет на него.
