Иванцов нетерпеливо поглядывал на помалкивающий мобильник, он ждал звонка, важного звонка.
– Не видели, не созванивались, – призналась Альбина, обхватывая плечи руками. – Мне стыдно звонить! Он не звонит, потому что обижен. Я ведь тогда удрала в отпуск, подписав рапорт поверх его головы и…
– Да знаю я все, – кивнул Сергей. – Только это не повод, чтобы забывать старика. Извини за упрек, но он так много для тебя сделал.
– Я помню. – Она выпрямила спину, глянула на него с неудовольствием. – Не такая я уж и неблагодарная, как ты думаешь. Просто… Просто мне жутко стыдно, вот я и…
– А хочешь, я ему позвоню?
– Ты? И что скажешь? – Она заволновалась, затеребила прядь, все время выскакивающую из за уха.
– А так, ничего. Просто скажу, что сидим в вашем кафе, обедаем, говорим о нем. Старику будет приятно.
Мобильник вдруг дернулся, табло вспыхнуло, и под крохотной телефонной трубкой высветился нужный номер.
Наконец то!
– Извини, я сейчас!
Иванцов выскочил из за стола и помчался на улицу. Не потому, что вдруг решил секретничать. А потому, что не хотел излишне обнадеживать. Вдруг пустышка?
– Да, да, дружище, теперь могу говорить.
Он встал у входа, вдохнул полной грудью уличной прохлады, посмотрел себе за спину в витражное стекло. Альбина по прежнему сидела на месте, понуро опустив голову.
– Ну, ты, брат, даешь… – хихикнул его собеседник. – Ты чего эту тачку вдруг решил пробить? Попадалово какое, нет?
– Да нет, просто надо сверить кое что. И?
– Так, зачитываю, – последовала пауза с хорошо слышимым шуршанием страниц. – Тачка принадлежит Смирнову Владлену Егоровичу.
Ага! Все же таки Владлен и все же таки Егорович!
– Шестидесяти восьми лет от роду, холостому ныне. И очень, очень, очень влиятельному, богатому и серьезному мужику. Так что если ты чего то там задумал, лучше осади.
– Ничего личного, брат, спасибо тебе.
Сергей отключился, убрал телефон в карман, задумался. Фамилия была на слуху, это точно. Он городскую прессу если не читал, то просматривал. И видел там эту фамилию в списках меценатов, крупных промышленников и вообще удачливых людей.
Но каким боком этот дядя был связан с журналистом? Какого черта делал в его квартире? И вообще, зачем поехал на аварию, если, конечно же, он был там?
«Тоже надо будет уточнить», – сделал он пометку в голове и потянул на себя дверь кафешки. Альбина уже начала проявлять первые признаки неудовольствия: вытягивала шею в сторону выхода, без конца посматривала на часы.
«Говорить ей, нет про Смирнова? Или постараться самому побольше выведать о нем, а потом уже эдаким нереальным сюрпризом информацию к ее ногам, а?»
– С кем разговаривал? – Она вцепилась в него глазищами, стоило ему войти и сесть за стол.
– Да так, с приятелем. – Он улыбнулся и вдруг поймал себя на том, что ему не очень то приятно врать ей. Коробит как то.
– Ага. И возле дома Влада тоже с приятелем говорил?
– Ага.
– Надо же! Сразу, как узнал номера машины, так сразу приятель тебе и позвонил! И ты с ним оживленно разговаривал, и тут вдруг снова приятель. Короче, Иванцов… – Альбина потянулась к нему через стол, ухватилась за рукав, слегка дернула. – Колись, что за тачка? Кому принадлежит? Ты ведь пробил уже, так?
Ну что с ней будешь делать! Это не девчонка с мебельной фабрики, которой можно лапши до коленок самых накидать, она ничего не заподозрит. Это его коллега, с ней не прокатит.
– Машина принадлежит местному нуворишу. Смирнов Владлен Егорович. Слышала о таком?
Альбина наморщила лоб, попыталась вспомнить. Потом неуверенно качнула головой.
– Что то крутится в голове, а поймать не могу. Что то знакомое… Черт! Где же я слышала эту фамилию?! – Она нервно затеребила нижнюю губку зубами. – Где же?!
– Может, он и правда дядька твоего журналиста? – брякнул, не подумав, Иванцов и тут же осекся под ее ледяным взглядом. – Извини.
– Для тех, кто в танке, повторюсь: у Влада Сиротина не было дяди!
– Может, дальний какой и…
– Ни родного, ни двоюродного, ни троюродного! Просто не было, понятно? – Она непозволительно повысила голос, и на них стали оборачиваться. – Вот что, идем отсюда. И это… Давай возьмем с собой во он тех пирожных с черникой.
– Не наелась? – Он примирительно улыбался.
– Нет, Михаил Иванович их очень уважает. Поехали к нему.
– Решилась все же. – Он кивнул. – Одобряю!
Помог ей одеться, застегнул на себе куртку. Повел девушку к выходу.
– Поехали на твоей машине, а мою заберем на обратном пути, как считаешь?
Он снова согласно кивнул. Идея замечательная. Он сможет посматривать в ее сторону всю дорогу. Сможет разговаривать и даже время от времени трогать ее. Несерьезно, без натиска.
Поговорить не получилось. Сразу, как отъехали, Альбина принялась клевать носом, а потом и вовсе задремала. Трогать ее сонную тоже было как то неловко. Вор он, что ли, в самом деле? И Иванцову пришлось довольствоваться тем, что он просто смотрел на нее в момент дорожных заторов. К дому Сучкова подъехали через полчаса долгих плутаний по дачным дорожкам. Альбина почти забыла адрес, спросонья приказала поворачивать не туда. Потом, возвращаясь, они перепутали проулок и заблудились. Хорошо, догадались уточнить в булочной, иначе до вечера бы катались.
Хорошенький добротный домик под старинной черепичной крышей утопал в сочной охре осиновой листвы. Деревьев было много, росли они тесно, и домик походил на жилище егеря.
Они приткнули машину к забору. Вошли в незапертую калитку. Убедились, что свирепой саблезубой собаки у Сучковых так и не появилось, и пошли к крыльцу. Возле домика под плотной золотистой кроной на дощатом столе, накрытом цветастой клеенкой, стояло ведро опят. Рядом со столом, чуть левее скамейки, в железном мангале дымились угли.
– Красота то тут какая! – Иванцов мечтательно улыбнулся Альбине. – Может, тоже себе такой вот домик приобретем?
– Ага, и что в нем делать станем? Мышей будем разводить и под явку с повинной их подводить? – проворчала она. – Мы же с тобой больше ничего не умеем, Иванцов!
Ей было неуютно от предстоящей встречи с Сучковым. Она совсем не знала, что говорить, как себя вести. Простил ли он ее, нет? Будет приветливым или колючим и надменным, каким он бывал при допросах? Зря она затеяла это, зря. Надо было хотя бы позвонить, подготовить его. Он бы пережевал, осмыслил, взял себя в руки и повел бы себя с ней хотя бы вежливо.
Каким он вообще стал за эти несколько недель? Превратился в скучающего пожилого человека? Раздраженного, брюзгливого, не знающего, куда применять свои знания и опыт? Или наоборот, стал спокойным, великодушным?
