Впрочем, я благоразумно решила промолчать, сообразив, что, приехав на место, я все увижу собственными глазами.
Спустя какое-то время мы остановились у большого каменного здания, окруженного деревянными навесами. За зданием высилась кирпичная труба. Я жадно озиралась по сторонам. Никогда в жизни я не видела ничего подобного. Шахтерский поселок оказался гораздо больше, чем мне представлялось. Он был почти целым городом — шумным, нечистым, с множеством построек непонятного назначения. И все постройки были припорошены угольной пылью. Вдали высилась еще одна пирамида — огромная рукотворная гора шлака. На эту гору взбирались женщины и дети, похожие на муравьев; они старательно рылись в шлаке, выискивали кусочки угля и складывали их в прихваченные с собой ведерки и мешки.
Вокруг нас творилось настоящее столпотворение. Одни спешили, другие шли, еле волоча ноги. С грохотом ехали повозки, которые тащили костлявые грязные пони, которых никто никогда не чистил. У стены здания стояла группа мужчин. Они о чем-то переговаривались. Их лица почернели от угольной пыли; грязной была и одежда. По их виду и голосам я догадалась, что они чем-то расстроены и рассержены, но, несмотря на злость, вид у всех был беспомощный. Что бы там ни произошло, они ничего не могли поделать.
Отец спрыгнул на землю и сухо приказал:
— Лиззи, жди меня здесь! Не двигайся, ты меня поняла?
У меня не было времени пообещать, что я останусь на месте; отец скрылся в каменном здании.
Вдруг я почувствовала, что сама стала объектом чьего-то внимания. Оглянувшись, я увидела тощего, жилистого мальчишку в лохмотьях. Он держал пони за узду — наверное, ему поручил отец. На вид мальчишка казался чуть старше меня. Он пристально и неспешно разглядывал меня с головы до ног своими черными глазами, и его как будто ничуть не беспокоило то, что я его заметила. Его голову украшала густая копна черных — а может, просто грязных — волос, но лицо у него было относительно чистым. В его чертах было что-то цыганское. Если бы он просто смотрел на меня, «глазел», как сказала бы Мэри Ньюлинг, я бы еще сохранила самообладание. Но его неспешность выводила меня из себя.
Наверное, я не скрывала своих чувств, потому что он как бы ненароком спросил:
— Ты кто такая?
Его небрежный тон еще больше раздосадовал меня. Я понимала, что, должно быть, являю собой странное зрелище: сижу в двуколке, завернувшись в плед, с нечесаными волосами. И все же я набралась храбрости и высокомерно провозгласила:
— Я — мисс Мартин. Доктор Мартин — мой папа.
— Ух ты, — неторопливо, врастяжку ответил мальчишка. — Что же здесь понадобилось мисс Мартин и ее папе?
— Не твое дело! — отрезала я. — Ты очень нахальный мальчишка. Убирайся отсюда!
В ответ на мои слова он откровенно ухмыльнулся. Улыбка у него была широкая, от уха до уха, а зубы оказались очень белыми и ровными, что было довольно необычно. Мне и раньше доводилось видеть уличных мальчишек, похожих на него, но у них, как правило, один или два зуба бывали выбиты в драках.
Так как мой новый знакомый не двигался с места, я решила с его помощью пополнить свой запас знаний. И потом, мне хотелось утвердить свою власть.
— Что тут? — спросила я, показывая на огромное каменное сооружение, в котором скрылся отец.
Мальчика удивило мое невежество.
— Здесь управление.
— Кто там работает?
Раз он считает меня невежественной, быть посему! Я понятия не имела, что происходит на шахте и вокруг нее.
— Типы с холеными, чистыми руками, — сухо ответил мальчишка. — Сами они под землю не спускаются, зато посылают туда других.
Он ненадолго задумался, а потом, порывшись в кармане, достал оттуда что-то маленькое и серое и протянул мне.
— Вот, возьми, если хочешь. Может быть, он принесет тебе счастье.
— Это же просто сланец! — воскликнула я, разглядывая подарок, и тут же поняла, что передо мной не просто сланец. В поверхность его впечаталось изображение листочка папоротника, такое четкое и такое совершенное, что я восхищенно вскрикнула, и мальчик снова ухмыльнулся.
— Значит, это не простой сланец? — удивленно и немного смущенно спросила я. Мне было так приятно, что я сумела опознать его!
Мальчишка пожал костлявыми плечами:
— Ну да, сланец. Здесь таких можно найти целую кучу. Кусок раскалываешь, и если повезет, внутри увидишь что-то вроде этого.
Тут из каменного здания вышел отец в сопровождении какого-то толстого коротышки — мне показалось, что в ширину он больше, чем в высоту. Одет коротышка был в мятый сюртук; возможно, чтобы зрительно увеличить рост, он нахлобучил на голову очень высокий цилиндр, который совершенно ему не шел. Кроме того, во рту у толстяка была нераскуренная глиняная трубка, которую он яростно грыз, словно трубки служат именно для такой цели. Выражение лица у него было очень мрачное и задиристое. Я понятия не имела, кто он, но он мне сразу не понравился. Вместе с тем я догадалась, что он — представитель власти, с которой отцу приходится считаться. Стоявшие у здания чумазые шахтеры тут же перестали перешептываться, все как один уставились на толстяка, а потом отвернулись от него и стали молча расходиться.
— Я пошел! — крикнул мне новый знакомый и тоже исчез, бросив пони и меня.
Я надеялась, что инспектор Росс окажется настойчивее и найдет убийцу Маделин Хексем, а не убежит прятаться, как тогда тот запачканный углем мальчишка!
Хотя тогда я была еще мала, понимала, что все шахтеры боятся толстяка в цилиндре. Должно быть, он — важная шишка. Наверное, у него большая власть… Почему-то после этой догадки толстяк мне еще больше не понравился.
Приятно было заметить, что мой отец не боится толстяка в цилиндре. Они вдвоем быстро зашли под навес и через какое-то время вышли. Отец был вне себя от ярости. В прозрачном, морозном воздухе его голос было слышно издалека:
— Мальчику явно еще нет десяти. Вам так же, как и мне, прекрасно известно, что уже почти два года законом запрещено нанимать на работу под землей детей, не достигших десятилетнего возраста!
В голосе отца слышалось столько ярости, что я подумала: Цилиндр испугается, но тот лишь смерил его наглым взглядом и пожал широкими плечами. Потом достал изо рта трубку и враждебно ответил:
— Родители мальчика уверяли, что ему уже исполнилось десять, просто он мал для своего возраста. Я им поверил. Вы сами знаете, какие мелкие эти шахтерские выродки.
Я удивилась его нахальству. Все обычно обращались к отцу с большим уважением. Как он посмел? Я все больше сердилась. Как он смеет так разговаривать с папой?
Я не сомневалась, что сейчас отец поставит нахала на место. Но заговорил он очень веско и холодно. Мороз пробежал у меня по коже. Уж лучше бы он кричал!
— Да, — сказал отец, — я знаю, что этих детей рождают матери, которые плохо питаются, что сами они тоже плохо питаются и привыкли с ранних лет заниматься непосильным трудом. Нет ничего удивительного в том, что дети шахтеров страдают рахитом и другими заболеваниями и редко вырастают здоровыми и сильными. Но тому малышу… — отец жестом показал на навес, — тому малышу никак не больше шести или семи лет!
