— Какая я свинья!
и
— Я свободен!»
13
— Что за человек! И двух месяцев не продержаться на одном месте! Не понимаю. Ну да, дурак, кто ж спорит — но ведь такой толковый! Какой-то он неуживчивый, что ли.
Лина говорила вполголоса, прикрывая трубку, наверное, заперлась с телефоном в ванной. В голосе слышалось отчаяние. Стемнин подумал, что для Лины эта роль — роль педагога, не справляющегося со своим воспитанником, — самая привычная и естественная.
— Паша неуживчивый? О чем ты говоришь! Он гений общения, его все у нас на руках носили, от начальства до последнего охранника. Прямо сияют, когда его видят.
— Так носили, что с работы вынесли. Ну что, что он опять натворил?
— Да погоди ты, Лина! Ничего ужасного. Ну, не понравилось одной бабе, как он выполнил заказ. Видите ли, роль царевны-лягушки ее не устроила.
Послышался какой-то шум, голоса стали мутными, невнятными: видимо, Лину нашел Паша, Лина зажала ладонью трубку, и они о чем-то спорили.
— Извини, Илюша, секунду, — вернулась Лина, а потом сказала, отведя телефон от лица: — Ты мне не говорил ни про какую бабу. Что за царевна? Какая лягушка?
— А что, реальный был прикол, — послышался тихий Пашин голос. — Стреляй в лягушку — раздень царевну.
— Ничего не понимаю. Илья, ты можешь объяснить?
Тут в трубке раздалось: «Стемнин, не болтай лишнего, понял?» Илья решил закруглить разговор:
— Лина! Лин! Послушай меня. Не надо сейчас пытать этого балбеса. Я завтра схожу к Веденцову и все выясню. Попрошу его не пороть горячку. Не знаю, что выйдет из этого разговора, начальство у нас непредсказуемое. Но поговорю и все тебе расскажу.
Повесив трубку, Стемнин подошел к окну. Окно по углам запотело, наверное, к ночи температура опустилась ниже нуля. Он вспомнил Вику Березну в длинноухой шапке. Вдруг пронеслась невесть откуда взявшаяся мысль о свежей пахучей смоле, от которой слипаются пальцы перчаток, когда выбираешь елку на уличном базаре. Бывший преподаватель почувствовал, что его переполняет счастье.
14
Говоря Лине о непредсказуемости начальства, Стемнин был уверен, что ничего утешительного от разговора с Валентином ждать не приходится. Не пойти же к Веденцову было невозможно — Звонарева порекомендовал сам Стемнин, да и когда твоего друга увольняют прямо у тебя под носом, нельзя просто сделать вид, что ничего не произошло.
Но наутро он проснулся с готовым решением. Под барабанную дробь дождя по зонту он обдумывал свой план до самого Малого Галерного. У решения было важное преимущество: оно не предполагало объяснений с Веденцовым. Точнее, не нужно было начинать с этих объяснений. Не снимая мокрой куртки, Стемнин завернул в отдел «Особый случай». Он успел заметить, что Чумелин стремительно закрыл на своем мониторе какое-то окно.
— Тимур Вадимович! У меня особый случай. Выручайте, бога ради. С этим никто, кроме вас, не справится.
— Лесть есть яд в глазури приятности, — изрек Чумелин.
— Лесть предполагает преувеличение, а я ничего не преувеличиваю. Тимур Вадимович! Мне позарез нужны телефон и имя человека, для которого Павел Звонарев выполнял последний заказ. Сможете добыть? Я буду ваш должник.
— Будете, Илья Константинович. Прямо с этой секунды. Есть куда записать? Валерий Сыромякин. Младший партнер адвокатского бюро «Гупель, Гупель, Петрич и Сыромякин». Жена Наталья, домохозяйка. Вам только телефон? Есть еще адрес электронной почты, факс, «аська», номер анкеты на сайте знакомств.
— Ого! Думаю, телефона вполне достаточно. И пожалуйста, если можно, не говорите ничего Валентину Даниловичу.
— Вот этого, извините, не обещаю. Впрочем… Могу заверить, если он сам не спросит, первым разговор не заведу.
План беседы с господином Сыромякиным Стемнин написал на двух страницах, поглядывая на непрекращающийся дождь, приникший к окну колючей щекой.
15
Через неделю после безобразного увольнения позвонили из приемной. Разумеется, Ксения знала историю возвышения и падения Звонарева во всех подробностях, да и с ним самим была накоротке. Но сейчас голос ее был таким бесстрастно-любезным, точно она была автоответчиком.
— Здравствуйте, Павел Дмитриевич, удобно ли вам говорить? У меня есть к вам приятное поручение от Валентина Даниловича.
— Какого дьявола нужно этой резус-макаке?
— Валентин Данилович просил прощения, что не позвонил вам лично, он сегодня отлетел в Аргентину по неотложным делам. Послезавтра он возвращается в Москву, пробудет три дня и улетит в Ачинск.
— Да пускай отлетит хоть на Луну. Я тут при чем? Ему что, ускорение придать?
— Валентин Данилович собирался уладить возникшее недоразумение и приглашает вас на обед в ресторане «Савой» в четверг. Удобно вам в шестнадцать часов?
— Лучше у Черной речки.
— Это, кстати, я могу понять, — неожиданно сказала Ксения с чувством, голос ее оттаял.
— Хорошо. И знай, я делаю это ради тебя одной.
— Идешь в «Савой»? — сразу после этого ее голос снова облекся в альпийский сияющий холод. — Спасибо, Павел Дмитриевич, столик на ваше имя уже заказан.
Засунув обветренные руки в остывающие карманы куртки, Звонарев вышел из метро. Рождественка была многолюдна до перекрестка с Пушечной, а дальше вымирала. Сумерки пропитали будней серостью дома по обе стороны неширокой улицы. Ни в какой ресторан Звонареву идти не хотелось, и от мысли о встрече с Веденцовым лоб начинало штормить. Хотел извиниться — извинился бы по телефону. Думает загладить вину шницелем? Из чувства протеста Звонарев оделся, словно собрался месить грязь подмосковных проселков: дутая черная куртка, джинсы с пожелтевшими заломами, красный спартаковский шарф, шапка-петушок. Он старался идти помедленней, но обидные слова, которые следовало сказать Веденцову еще тогда, в день увольнения, против воли ускоряли шаг. Дверь в «Савое», как и во всех подобных заведениях, была так тяжела, словно открывать ее должны были великаны. Сливочные раззолоченные стены, мраморные ступени и колонны, сверкающие двери лифтов и гильзы урн, палисандровые столики и зеркала в пудовых рамах — даже теплый воздух здесь, похоже, включали в валютный счет. Прилизанная девушка-администратор за массивной стойкой красного дерева приветливо поздоровалась и поинтересовалась, чем она может помочь. Услышав про столик и Веденцова, администратор поглядела на Звонарева с посвежевшим интересом и вызвалась сама проводить его до места.
Паша шествовал по расшитым позолотой залам, точно Данила-мастер за Хозяйкой Медной горы. У стеклянных дверей ресторана девушка передала заробевшего Звонарева метрдотелю. Оглядев сказочные покои ресторана, Звонарев увидел в эрмитажной глубине целый отряд черно-белых официантов, вытянувшихся по струнке при его появлении. Журчал и прозрачно чирикал зеленоватыми брызгами фонтан. Одетые в красный, расшитый галунами и инкрустированный масляными вставками мундир, нависали массивные своды. Потолки напоминали парадную форму восточного военачальника, утяжеленную чешуей незаслуженных наград. Машинально проверив, на месте ли портмоне, и убедившись, что никакого портмоне при нем нет, Звонарев позволил проводить себя к столику у зашторенного окна, как раз рядом с фонтаном.
