Затем Жук задумался — и отнюдь не из праздного любопытства: а как в действительности реагирует Пекин на эти сенсационные разоблачения? Должно быть, они там радуются, что с них сняты обвинения в попытке отравления. Склоняют ли в разных ведомствах их — Жука и Энджел — имена? Последует ли… какое-нибудь возмездие? Примет ли оно форму судебного иска? Или ответный ход окажется более тонким? Например, они подкупят Пекфасса, чтобы он подсыпал сибирскую язву в колодезную воду «Разора»? Перережут тормозные шланги в его машине? Хотя об этом можно не тревожиться: машины-то у него теперь нет.
А может быть, тот олень работал на китайцев? Олень-убийца. Почему бы нет? Ведь занимался же флот США дрессировкой дельфинов: их обучали закладывать мины.
Олень. Можно использовать эту идею в романе. Да, ему нужно опять взяться за роман. Теперь-то у него времени свободного — хоть отбавляй.
Энджел. Жук задумался: а какие параноидальные фантазии сейчас разыгрываются в ее милой белокурой головке? Может быть, она «залегла на дно», как это принято у сицилийской мафии? Заперлась в бункере — в «комнате паники» — в ИПК, а Бёрка и его побрякивающие металлом клевреты несут стражу снаружи? Или, может, она бежала вместе с юным Барри? Что за приключение для юного Барри! Его первое знакомство на практике с тем, что значит «экстремизм в защите свободы». Может быть, они укрылись в каком-нибудь пресловутом «убежище, местонахождение которого остается тайной»?
Так бродили мысли Жука, одурманенного бурбоном, как вдруг в доме раздался звонок телефона. Он звонил — в который же? — уже в сотый раз за сегодняшний день.
— Бьюкс, если ты все-таки решишь поднять трубку, то помни: без комментариев — и сразу вешай ее. Нет никого на свете, включая Элвиса Пресли, только что поднявшегося из могилы, с которым я хотел бы прямо сейчас поговорить.
— Эх, старший братец, — сказал Бьюкс, поднимаясь с кресла-качалки, — за неделю я столько раз повторил слова «без комментариев», что, наверное, скоро во сне начну их твердить. Ладно, мне все-таки нужно узнать — а вдруг это кто-то из наших ребят с донесением?
Через несколько секунд Бьюкс вернулся с телефоном, недовольно хмурясь.
— Это она, — прошептал он.
— Минди?
— Нет, твоя другая важная дама.
Жук вздохнул. Ну и ну. Что это Энджел себе позволяет — названивать ему сюда? Хотя сейчас-то это не важно.
— Привет, Энджел.
— Куда ты пропал, черт возьми?
Жук подивился ее возмущению: можно подумать, она бесится из-за того, что затянул с обеденным перерывом!
— Я не собиралась звонить тебе домой, но у тебя переполнена голосовая почта мобильника. Почему ты мне не звонил? Что ты делал все это время? Почти целую неделю.
— Я охотился на оленей.
— На оленей? Сейчас лето. Не сезон для оленьей охоты.
— Ну, это смотря с чем на них охотиться. Если с ружьем или с луком — тогда да. А вот с автомобилем? Ну, тогда можно круглый год. Не желаешь оленьего бедра? Можешь даже два взять. У меня весь морозильник олениной забит.
— Ты… в порядке?
— Давай уточним, что значит «в порядке». В метафизическом смысле? Так себе. В физическом? У меня, по-видимому, раздроблен локоть, а на шее — корсет по причине смещения диска.
— Ой, детка. Бо-бо.
— Бо-бо? Ну, давай же — побольше всяких «Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! А-а-а-а!». Ну ладно, что это мы все обо мне да обо мне. А ты-то как? Разве не чудесно, что теперь весь мир знает все наши секреты и может разделить с нами радость?
— Дорогой, весь мир и так бы все про нас узнал — рано или поздно.
Потрясающе. С такой вот беспечностью не каждый день сталкиваешься. Она прыгала — скакала на одной ножке, будто беззаботная девчонка, играющая в «классики», — при мысли о том, что их махинации и в придачу его внебрачная связь стали достоянием широкой публики — всего мира, — благодаря одной из ведущих газет страны.
— Ну, если это тебя утешит, — сказала Энджел, — то мне звонил один приятель, вхожий в лошадиный мир. Насколько я понимаю, Маффи нашла приют у того парня — ну, мистера Летающие Конюшни. Думаю, ты уже знаешь. Поэтому я и решила, что можно тебе смело сюда звонить.
«Утешит»? Энджел действительно сейчас произнесла это слово — «утешит»?
— Уттте-те…
— О боже, — сказала Энджел, — только, пожалуйста, не говори мне, что ты еще и заикой сделался.
— Нннн…
— Вот и отлично.
— Нет! — выкрикнул наконец Жук, прорвавшись через звуковую плотину. — Я не стал заикой!
— Отрадно это слышать. А то я уже представила, как мне придется сидеть, крутить пальцами и дожидаться, пока ты будешь бубнить: «П-п-п-пожалуйста, п-п-п-передай мне п-п-п-перец».
— Твое сочувствие поистине безгранично.
— Сочувствие? — рассмеялась Энджел. — А хочешь услышать, как у меня прошла неделя?
— Еще бы. Кстати, ты тоже налетала ветровым стеклом на копыта со скоростью девяносто километров в час? И от тебя тоже ушел супруг?
— Милый, я с удовольствием променяла бы то, через что мне пришлось пройти, на все четыре копыта — с рогами в придачу. Эти долбаные репортеры! Они все в итоге оказываются такими свиньями. Он говорил, что это будет очень даже лестная статья. Лестная? Ха! Чтобы подольститься к волшебному дракону. У меня была просто адская неделя.
— М-да, это просто ужасно. А вот у меня зато все так спокойно. Конечно, вначале вышла неприятность — Минди ткнула меня в живот, а потом ушла. А в остальном все тихо. Мой брат, добрая душа, привел в боевую готовность пятьдесят шестой полк вирджинских добровольцев — на случай, если сюда пожалует китайская АНО. Да, и в пятьдесят шестом имеется артиллерия. У них есть шестифунтовка. Правда, парень, который стоит за этой пушкой, торчит на оксиконтине. Но, как нам всем известно, на войну отправляются с той армией, какую имеют, а не с той, о которой мечтают. Да, сэр, мы тут ко всему готовы, в нашем форте «Рэндольф».
— Рэндольф, — повторила Энджел вдруг совсем другим — кошачьим — голосом. — Мамочка скучает по Рэндольфу. Можно, мамочка приедет к тебе поиграть? Я возьму с собой Барри. Ему нравится за городом.
Вот уже в третий раз за время этого разговора Жуку показалось, будто его хлестнули по лицу дохлой пикшей.
— Ты хочешь приехать сюда? Да еще с Барри?
— Ну, я не думаю, что Маффи будет возражать, или я не права?
Бац! — четвертый удар пикшей! Нет, это не просто беспечность. Это явно что-то более… клиническое. Что-то такое, что обычно заканчивается на «-патия» или «-изм». Надо будет порыться в интернете, отыскать подходящий термин. Да.
— Дорогой, — сказала она, хотя Жуку сейчас было совсем не до нежностей, — мне правда необходим отдых. Здесь такой цирк творился. Я на грани. Даже в уборную не могу выйти без того, чтобы не дать интервью. О боже, я тебе еще не говорила? Про нас хотят снять эпизод для «Шестидесяти минут». Там очень хотят, чтобы ты тоже принял участие.
