Однажды на исходе долгой риталиново-экстазийно-кайфовой ночи Бойд признался своей подружке, что его отчим, охренительно богатый калифорнийский компьютерщик, дал Йелю взятку в двадцать пять миллионов, чтобы его оставили. Классный сюжет! – подумал, услышав про это, Чарли. На носу были ежегодные выборы в редколлегию, и с такой публикацией в активе он вполне мог бы рассчитывать на место главного редактора.
Ожидая звонка, Чарли напечатал: «Попытки связаться с Фрэнком Коуэном, находящимся на яхте, не увенчались успехом» Перечитал фразу, стер. Набрал в поисковике Google «Коуэн» и «Кубок Америки» проглядел полученную информацию и напечатал: «Попытки связаться с Фрэнком Коуэном, находящимся на своей ультрасовременной яхте, справедливо названной „Дорогая штучка“, не увенчались успехом».
На секунду задумался, не перевести ли «попытки» в единственное число.
– У кого есть телефон? – щелкнул пальцами Фрэнк Коуэн. – У кого есть телефон? У кого-нибудь он должен, на хер, быть!
Тактик порылся в чемоданчике и дал ему свой.
– Возьми штурвал, – скомандовал Фрэнк.
«Дорогая штучка» опять взяла курс против ветра и обогнула еще один знак. Фрэнк ринулся на нос, наступая на руки членам экипажа, которые свесились за борт, чтобы уменьшить крен. Они знали, что охать лучше не надо и тем более не надо кричать: «Под ноги себе смотри, мудила!»
– Джин, это я. Соедини меня с этим йельским студентиком.
– Мистер Кейн? Мистер Коуэн на линии. Говорите, сэр.
– Мистер Коуэн? Здравствуйте. Меня зовут Чарльз…
– Понятно, понятно. Да, это Фрэнк Коуэн. Какого…
Та часть мозга Фрэнка Коуэна, что не пылала бешеной яростью, пыталась сказать Фрэнку: Полегче, магнат, полегче. Но когда заряженный человек ступает на борт своей собственной яхты и принимает командование, в нем неизбежно просыпается некий внутренний капитан Блай,
[90]
которого нелегко столкнуть с мостика. Фрэнк Коуэн ничего не мог с собой поделать.
– …хрена вы тут выдрючиваетесь? Вы что, произнесли слово «взятка»? Прямо так и сказали – «взятка»?
Чарли Кейну, которому шел всего двадцать второй год, еще ни разу за всю его короткую репортерскую карьеру не давал оплеуху калифорнийский миллиардер. В голове у него было одно: главный редактор.
– Видите ли, сэр, мне известно, что двадцать четвертого числа прошлого месяца вы посетили кабинет нашего ректора. В его календаре встреч есть соответствующая запись. А согласно документам отдела развития, позднее в тот же день в дар от благотворительного фонда Коуэна было получено пятнадцать миллионов долларов. – (Источник Чарли преувеличил размер взятки, но Чарли заметил и исправил ошибку.) – Ваш пасынок Бойд Бейкер был до этого извещен о временном отчислении за неуспеваемость. Он сам это подтвердил.
Фрэнка передернуло. Ну Бойд! Ну кретин! Чарли Кейн продолжал:
– Но в данный момент он по-прежнему числится в Йеле. Соединяя точки, я…
– Соединяя точки? Соединяя точки? Вы что, в детстве в игры не наигрались? Позвольте вас спросить, мистер Кейн, вам известно, сколько у меня юристов на полной зарплате?
– У меня нет этой информации, но из ваших слов заключаю, что много. Это так, сэр?
– Двадцать пять. Двадцать пять штатных юристов. Все до единого акулы. Большие белые твари. Никогда не спят, круглые сутки рыщут и всем на своем пути предъявляют иски…
– Да, сэр, целая армия юристов.
– Именно армия! Ваша говенная правда! И если этого будет мало, я могу нанять любого другого юриста страны. И я вас засужу, если посмеете напечатать эту зловредную ложь – эту зловредную, пакостную, клеветническую ложь. Я официально вас предупреждаю, что… Мать честная, просто не верится. Что, сделать подарок колледжу – преступление? Вам не приходило в голову, что я забочусь о Йеле? Именно о Йеле. Разве я даю такие деньги Гарварду?
– Я думаю, суть дела не в этом, сэр.
– Мистер Кейн. – Фрэнк сменил тон на более спокойный, холодный – ледяной, можно сказать. – Поймите простую вещь. Ради вашего же блага. Поймите, что я подам на вас в суд – на вас лично, не на «Йель дейли ньюс», – если вы печатно заявите, будто я дал якобы какую-то там «взятку». Воспримите как серьезное предупреждение. Я сделаю так, что вам нечего будет кушать, что вашим родителям нечего будет кушать, и дедушкам с бабушками тоже. Я доходчиво говорю?
– Моих дедушек и бабушек уже нет в живых, сэр.
– Кончай дурью маяться, прыщ на жопе! Поищи меня в списке «Форбса»! У меня такие возможности, каких ты и представить себе не в состоянии. Я тебя в порошок сотру и пущу на удобрение. Слышишь меня?.. Кейн!
Чарли Кейн не мог поверить своему счастью. Чувак спятил! Его пальцы летали по клавишам.
– Угу.
– Как это понимать – «угу»?
– Значит, таков ваш комментарий? Что вы сделаете всех моих родных нищими, а меня пустите на удобрение?
– Мой комментарий? Мой комментарий, мистер Кейн, таков, что вы мертвец. Давайте скажу по буквам, чтобы до вас лучше дошло: эм-е-эр-тэ-вэ-е-цэ. Поняли меня?
– Да, сэр. Мертвец. Благодарю вас. Удачной вам гонки.
После чего Фрэнк Коуэн швырнул в Тихий океан еще один ни в чем не повинный сотовый телефон. И ринулся на корму к штурвалу. Члены команды, свесившиеся за борт, по очереди убирали руки. Один тихо сказал другому:
– Капитан сегодня в боевом настроении.
Все новости, какие Бакки Трамбл мог в эти дни сообщить президенту, были плохие, а то, что с какого-то момента это начинает приносить неприятности вестнику, можно считать аксиомой. Властителям мира сего куда приятней слышать: «Сэр, ваш рейтинг зашкаливает!» – или: «Сир, враг капитулировал!», чем хавать большие порции политического мрака, из которого в основном состояли ежедневные совещания Пичема с Бакки. Нынешнее не было исключением.
– Ну? – рявкнул президент не глядя. – Ну?
В былые дни он сказал бы: «А вот и наш Баккерино! Садись, жалкое ты мурло, лей себе пойло в стакан и вываливай все говно, какое есть!» Ныне же Бакки доставалось только «Ну?», в лучшем случае – «Ну что еще?»
– ФБР сообщило про компьютер Кассандры Девайн, сэр.
– Дальше.
– Они ничего там не нашли, что напрямую связывало бы ее с Артуром Кламмом.
Президент хмуро поглядел на Бакки.
– Я так понял, что ты собирался над этим поработать.
– Я считал, что поработал. Не знаю, как это объяснить. Я, конечно, позвоню Фрэнку Ко…
– Не надо. – Президент поднял руку. – Не говори мне ничего такого, о чем мне слушать не стоит. Скажи лучше что-нибудь такое, о чем мне слушать хочется. Разрешаю даже выдумать все от и до.
