Перечитал абзац, улыбнулся и подумал: неплохо, старина. Это было письмо в редакцию, которое он собирался по возвращении из Боснии отправить в «Нью-Йорк таймс». По-хорошему, он знал, писать надо было после поездки в Боснию, предпринятой для выяснения фактов. Он приглушил голос совести, пообещав себе убрать эти фразы, если что-нибудь изменит его мнение (хотя это маловероятно). Он закрыл ноутбук в тот момент, когда шасси большого транспортного самолета скрипом и шипением испаряющейся резины возвестили ему, что он на Балканах. Ранди такие поездки нравились. Они формировали образ его внешней политики, составляли часть Большого Плана.
Рандольф Камберлинг Джепперсон-четвертый был настоящая голубая кровь в хищном политическом бизнесе красного мяса. Брат его прапрапрапрапрапрапрадедушки был в числе подписавших Декларацию независимости. На семейном жаргоне этого предка называли «семижды пра», а священный документ – «декуха».
Праправнучатым племянником этого «семижды пра» был упомянутый генерал Джон Седжвик, верный боевой товарищ генерала Улисса С.Гранта, отличившийся во многих битвах гражданской войны, а ныне, благодаря особым обстоятельствам своей гибели, фигурирующий в игре «вопросы и ответы». В семье его называли «человеком-слоном» или «бедным Джоном».
[12]
Прадед Ранди с материнской (камберлинговской) стороны был в 1880-е годы губернатором Массачусетса. Его дед по отцу Джозефус Агриппа Джепперсон увеличил и без того солидное семейное состояние, установив контроль над мировым рынком полевого шпата как раз в момент наивысшего спроса на алюмосиликаты. Президент Франклин Делано Рузвельт назначил его послом США в Бельгии, когда американо-бельгийские отношения были весьма напряженными. Его вмешательство во фламандско-валлонский конфликт 1938 года оказало решающее воздействие на события. Он подарил стране роскошный Palais Feldspar (Дворец полевого шпата) близ Генка с тем условием, что фламандцы и валлоны прекратят распрю, самую бессмысленную, по его словам, во всей Европе. Король Леопольд III присвоил ему титул Рыцаря белых панталон, один из самых почетных в Бельгии.
На плечах Минтерна Джепперсона, отца Ранди, мантия семейного величия держалась, надо сказать, плоховато. Первый свой нервный срыв он испытал в Гарварде, без особого успеха пробуя себя на академическом поприще. Однажды вечером он поджег исторический отдел Библиотеки Уайденера. Дело спустили на тормозах, и Джепперсоновский фонд оплатил восстановительные работы.
Минтерна отправили в швейцарский санаторий на лечение, которое состояло в интенсивном промывании кишечника и первичной терапии
[13]
(два метода, можно сказать, дополняли друг друга). Возвращаясь на родину морским путем, он встретил и полюбил Аделаиду Панкхерст Питтс, единственную дочь Генри Гутца Питтса, главы компании «Великие озера от и до», которая, соответственно названию, контролировала практически всю коммерцию на Великих озерах. Родители Минтерна убеждали сына забыть о своем увлечении «Адди», аргументируя тем, что «Гутц» звучит по-еврейски.
Когда Минтерн отказался с ней порвать, Джепперсоны втихую наняли специалистов по генеалогии, чтобы выяснить, происходят ли их будущие возможные свойственники из племени Авраама. Услышав от специалистов, что родоначальник Готмундер фон Гутц (1436–1491) не только не еврей, но прямой потомок Одобарда II, императора Священной Римской империи, Джепперсоны вздохнули с облегчением и предоставили дело природе. Неплохо было и то, что Адди предстояло унаследовать отцовское состояние, которое оценивалось в серьезную для конца 1940-х сумму – 800 миллионов долларов.
Минтерн и Адди поженились, и у них родилось трое детей, первого из которых нарекли Рандольфом-четвертым. (Брат и сестра прозвали его «Внутривенным». Джепперсоны, подобно многим аристократическим семьям, были помешаны на прозвищах.) Минтерн пережил новые «эпизоды» (впоследствии диагностированные как атипичный психоз, или биполярное расстройство). У него развился болезненный страх перед бурно текущей водой и громкими звуками, который связывали с его пребыванием в Швейцарии. Он стал иногда издавать странный птичий щебет, часто в совсем не подходящие моменты – посреди обеда с важными гостями, в церкви, на деловом заседании. Но его жене это подсказало, как объяснять детям его участившиеся отлучки в разнообразные психиатрические учреждения: «Папа, дорогие мои, опять отправился наблюдать за птичками».
Несмотря на все эти трудности, Адди дала детям обычное для того времени новоанглийское бело-англосаксонско-протестантское воспитание: кормила нежной, передержанной на огне пищей, нанимала немецких нянечек, которые шлепали их при первой возможности, в одиннадцать лет отсылала в мрачные епископальные школы-интернаты. Оставшись без детей, Адди ограничила свою жизнь бриджем, комитетскими собраниями и джином с тоником. Она стала столпом бостонского общества – этакой вдовствующей королевой и знаменосцем старинного рода Джепперсонов.
Таковы были нити ДНК Рандольфа К. Джепперсона-четвертого.
Какие бы скелеты ни гремели костями в семейном шкафу – или вестибюле, если хотите, – характер у Ранди был солнечный, хотя в нервозном состоянии он порой как-то странно гудел на низкой ноте: «М-м-м-м-м-м».
– Рандольф, прекрати! – требовала мать. – Опять этот нелепый звук!
Ранди отправился в Гарвард. Учился он прилежно, получал хорошие баллы и пользовался популярностью, особенно среди студенток – благодаря приятной внешности и заразительному смеху. «Порше-кабриолет» и большая моторная лодка, которую он держал у пристани на реке Чарльз, тоже не портили его репутацию, как и корзины для пикников, полные шампанского, фуа-гра и лучшего марокканского гашиша. Он ни разу не уронил славного семейного имени. Он участвовал в издании студенческой газеты «Гарвард кримзон», стал отвечать за редакционную страницу, его заметки, осуждающие политику Рейгана по уменьшению налогов, были на хорошем счету. Большой скандал в семье, правда, вызвал его отказ вступить в престижный студенческий клуб «AD», здание которого он назвал «мраморной сральней».
Окончив Гарвард, Ранди провел год в составе Корпуса мира: пытался заинтересовать перуанцев водоочисткой и севооборотом, но главным образом отличался по части качественного и недорогого кокаина, которого он вдохнул, наверно, целые Анды. В вилле, которую он там снял, он до рассвета писал письма полудюжине оставшихся на родине подруг, намекая, что вообще-то работает на ЦРУ – помогает выслеживать на «Светлом пути» Абимаэля Гусмана.
[14]
