– Вы их поймали? – спросил Ник.
– Кого? – ответил агент Монмани.
– Похитителей. Кого же еще? Монмани молча смотрел на него. Что это с ним? Ник взглянул на Олмана, однако тот уже углубился в беглый, но доскональный осмотр Никова кабинета. Странные манеры у этих господ.
– Я, может быть, чего-то не понимаю? – спросил Ник.
– Расследование продолжается, – известил его Монмани.
– Хорошо, – сказал Ник, – чем могу быть полезен?
– Для чего? – спросил Монмани. Прелестно, еще один буддист-головорез.
– Вы хотели о чем-то со мной поговорить? – спросил Ник. – Или просто зашли проведать?
Агент Олман разглядывал плакат с доктором, удостоверяющим превосходные качества «Лаки страйк».
– Занятно, – хмыкнул он.
– Да, – сказал Ник. – В те времена работать нам было гораздо легче.
– Мой старик курил «Лаки».
– Вот как? – откликнулся Ник.
– Угу, – подтвердил Олман тоном, заставившим Ника заподозрить, что отец его долго и мучительно умирал от рака легких. Только анти-табачного изувера ему и не хватало.
– Он, м-м, служил… – Ник запнулся, – в полиции?
– Нет, владел гаражом. Сейчас на покое, во Флориде. Известие, что папа Олман благополучно пребывает среди живых, несколько успокоило Ника.
– Скорее всего, солнце доконает его раньше, чем сигареты, – сказал Олман.
– А, – произнес Ник.
– Кто-нибудь еще вашим служебным телефоном пользуется? – спросил агент Монмани.
– Моим телефоном? Да, конечно, то есть возможно.
– Конечно или возможно?
– Может быть. А что?
– Да так.
Ник и Монмани смотрели один на другого. Следующий вопрос задал Олман:
– Вы сами когда-нибудь раньше использовали никотиновые пластыри?
– Я? – отозвался Ник. Разговор принимал решительно неприятное направление.
– Я получал удовольствие от курения. Хотел бы получать его и сейчас.
– Вы определенно прибегли к крайним мерам, чтобы бросить курить, – сказал Олман, вертя в руке солдатский кинжал времен первой мировой, используемый Ником вместо пресс-папье. – Жуткая штука.
– Виноват, – сказал Ник. – Вы сказали «прибегли»?
– Разве?
– Да, – твердо сказал Ник.
– Я так сказал? – спросил Олман у Монмани.
– Не расслышал, – ответил Монмани. Ник набрал воздуху в грудь.
– Почему меня не покидает чувство, – спросил он, – что я подвергаюсь допросу?
– Да нет, я тут, знаете, прочел недавно в одном журнале статью насчет рака кожи, – сказал агент Олман. – От него такие рубцы остаются, ужас. В наше время никакая осторожность не лишняя.
– Да, – отрывисто подтвердил Ник. – Тут вы правы.
– Мистер Нейлор, – сказал агент Монмани, – а вы после этого случая здорово прославились.
– Вообще говоря, лоббиста похищают, пытают и без малого убивают далеко не каждый день, – ответил Ник. – Хотя многие, наверное, считают, что это должно случаться почаще.
– Я не то хотел сказать.
– А что вы хотели сказать, если быть точным?
– Вы изображаете из себя мученика. Героя.
– Агент Монмани, у вас какие-то проблемы с курением? – спросил Ник. На волчьей физиономии Монмани обозначилось слабое подобие улыбки.
– После того как бросил, никаких, – ответил он.
– Знаете что? – сказал ему Ник. – Впервые с тех пор, как я взялся за эту работу, обо мне пишут непредвзято. Теперь сравнение с Геббельсом появляется не раньше четвертого абзаца.
– Занятно, – повторил агент Олман. Агент Монмани, похоже, ничего занятного в этом не нашел. Все трое продолжали играть в гляделки. Ник не имел ни малейшего желания нарушать молчание первым.
– Вам недавно зарплату повысили, – сказал агент Монмани.
– Было дело, – согласился Ник.
– И весьма основательно. Вдвое.
– Более или менее, – сказал Ник.
– На мой взгляд, вы это заслужили, – заявил агент Олман, поднимаясь со стоящего под «доктором Лаки» дивана. – Похоже, то, что вы делаете, здорово увеличивает продажу сигарет.
– Спасибо, – ядовито поблагодарил Ник.
– Еще увидимся, – пообещал агент Олман.
Глава 15
Сгущавшаяся вокруг него напряженность, которую Ник ощущал теперь очень ясно, привела, как обычно, к сексуальному возбуждению. Он вышел на балкончик своего кабинета и глянул вниз, на фонтан. Стоял теплый весенний день, работавшие в здании женщины уже облачились в летние платья. Ник поймал себя на том, что следит за одной из них, прогуливающейся внизу, смакуя замороженный йогурт, – привлекательной рослой, пышной блондинкой в легком платьице без рукавов, в чулках, на высоких каблуках. Она долгими, ласковыми движениями языка слизывала торчащую из стаканчика верхушку лакомства. Даже с такой высоты Ник различил бретельки ее лифчика. Хизер пользовалась своими очень умело. Служивые вашингтонские дамы из тех, что щедро оделены природой, часто прибегали к одному трюку. Слишком облегающих свитеров или платьев с чрезмерным вырезом они не носили – выставлять свои достоинства напоказ полагалось здесь менее явными, но не менее губительными способами, – взамен они, фотографируясь, старались, чтобы какая-то часть бретельки выглянула из выреза платья, а после, увидав снимки, изображали смущение.
Глядя вниз, в атриум, Ник погрузился в мечты. Он пригасил свет, убрал из атриума людей, уплетающих йогурт и чизбургеры. Вокруг фонтана он расположил полный состав симфонического оркестра, состоящего из чрезвычайно соблазнительных женщин, прелести которых прикрывались одними лишь музыкальными инструментами. Виолончелисток Ник поместил в первом ряду. Да. Голым виолончелисткам определенно присущ свой, особенный шарм. Оркестр заиграл песенку о сигарильос из первого акта «Кармен», в котором девчонки, работающие на табачной фабрике, поют серенады своим ухажерам, молодым севильцам. Два года назад Академия финансировала постановку «Кармен» в Кеннеди-центре, и с тех пор Ник, принимая душ, все напевал эту песенку. C'est fiimee, c'est fumee!
Взгляни, как струей дымок улетает, улетает
и в небесах легкой дымкой исчезает.
Мы вдыхаем аромат, наслаждаясь, наслаждаясь
и веселясь, от забот всех отрешаясь.
Ну вот, сцена готова. Не хватает лишь piece de resistance. А именно
– Хизер аu naturel, полногрудой, розовой, похожей на купающихся красоток Ренуара, – чтобы она сидела с ним рядом на верхней чаше фонтана, попивая из высокого ледяного бокала шампанское («Veuve Clicquot», полусухое).
