– В субботу… – протянул Банион. – Ах да, конечно… Как насчет следующей субботы?
В трубке раздался шелест страниц ежедневника.
– Боюсь, следующая суббота тоже занята.
– Да? Так-так… – Банион уныло пролистал пустые страницы собственного ежедневника.
– А что ты будешь делать сегодня вечером? – неожиданно спросил Берт.
– Сегодня?
– Сегодня, после заката солнца. Это такое явление природы, к твоему сведению.
– Ничего особенного, насколько я знаю. Битси будет смотреть очередную серию фильма об Элеонор Рузвельт. Я планировал поработать над своей книгой о Франклине.
– Я заеду за тобой где-нибудь в половине седьмого, и мы пропустим по стаканчику у тебя дома.
– Ты не обязан это делать, Берт.
– Но я так хочу!
Банион повесил трубку. Настроение было отличное. Даже в Вашингтоне чудеса случаются. И плевать на этого чертового мадьяра Виллигера, если у него есть такой друг, как Берт Галилей.
Ровно в шесть тридцать Берт подъехал на своем «Мерсе» и посигналил под окнами. Шутки ради он заменил фирменную эмблему «Мерседеса» на смешного пупсика-негритенка – не иначе, чтобы подразнить напыщенный вашингтонский истеблишмент. Подпрыгивая на ухабистых, мощеных булыжником дорогах, они поехали к дому Баниона на Думбартон-стрит – бывшей резиденции одного известного, хотя и никудышного военного министра.
Банион почуял неладное еще в вестибюле, когда горничная шепотом сообщила ему, что «инвитадос» (гости) уже собрались в гостиной.
Какие, к черту, «инвитадос»?
Войдя в комнату, он увидел застывших в гробовом молчании Тайлера Пинча, Билла Стимпла, Боба Ньюкомба (теперь понятно, куда тому надо было бежать), Вэл Далхаузи, Карла Кантмора (автора популярных научно-фантастических рассказов), Сида Минта и какого-то незнакомого субъекта. У всех на лицах была написана вселенская скорбь. Банион почувствовал, как на его плечо опустилась тяжелая ладонь Берта Галилея и бархатный голос над его ухом пробасил:
– Джек, мы собрались здесь, потому что мы все тебя очень любим.
* * *
Существует только один достойный способ борьбы с интервенцией – стакан в руке. Провожаемый похоронными взглядами гостей, Банион прошел к бару, не спеша сделал себе коктейль с мартини. Никто не проронил ни слова, пока он наливал ледяной напиток в стакан, а потом с вызывающим видом бросил туда три оливки. Банион отпил глоток, чувствуя, как ароматная жидкость разливается по желудку. Он подозревал, что этот коктейль будет единственной радостью за весь день, в течение которого на него, словно из рога изобилия, сыпались разочарования и неудачи.
– Итак – сказал он, не отходя от бара, – чем обязан такому вниманию к моей скромной персоне?
– Джек, – взволнованно начала Битси, – пожалуйста, не сердись. Берт прав. Мы собрались здесь, потому что мы тебя очень любим.
– Весьма тронут. Не знал, что являюсь объектом массового поклонения. А что, этот джентльмен, – Банион махнул стаканом в сторону незнакомца, притулившегося на обитом ситцем кресле, – тоже меня любит?
– Это доктор Блотт, – поспешно отвечала Битси, – из клиники «Велл Хейвен».
– Ах, да. Конечно. С веселенького ранчо.
– Что?
– Из психбольницы. Как поживаете, доктор? Ваши люди со стальными сетями уже спрятались за коврами? Или у вас за пазухой пистолет, заряженный ампулой со снотворным?
Доктор Блотт, робкий лысеющий человечек, скроил участливую гримасу и пролепетал успокаивающим тоном, будто хотел утихомирить взбесившегося Кинг-Конга:
– Миссис Банион попросила меня приехать, потому что она очень обеспокоена.
– Еще бы. С нами расплевался Эрхардт Виллигер. Хм… Вот это я понимаю, мартини. Мой папаша, стоило ему учуять запах вермута, говорил, что это ангел пролетел. Кто еще желает выразить обеспокоенность?
– Джек, – резко проговорила Битси, – это очень важно.
Банион подумал, что Тайлер Пинч, куратор галереи «Фриппс», сидит слишком близко к его жене.
– Уютно устроился, а, Тайлер? – осведомился Банион.
– Битси попросила меня приехать, Джек. Существует дюжина мест, куда я бы мог сегодня отправиться.
– В Филадельфию, например?
– Джек, не будь грубым, – урезонила Битси.
– Cet animal est tres méchant, – продекламировал Банион, – quand on l'attaque, il se défend.
[53]
Эта реплика привела аудиторию в замешательство.
– Однако я что-то увлекся. По-французски заговорил… Ладно, хватит на сегодня искрометного юмора. Вы пришли, чтобы сообщить мне, что, по вашему мнению, я окончательно спятил и выставил себя полным кретином. И тем самым поставил вас в неловкое положение.
– Никто не сомневается в том, что вы пережили серьезное нервное потрясение.
– Вы имеете в виду похищение пришельцами?
– Хорошо, давайте поговорим об этом.
– Не пытайтесь научить осла читать. Вы только зря потратите время, а осел устанет. Не хотел обидеть вас, доктор.
– Почему бы нам не поговорить о твоих делах? – вмешалась Битси.
– Битс, я тебя умоляю.
– Всякий раз, когда я звоню в твой гостиничный номер и не застаю тебя, у тебя наготове какая-нибудь нелепая история! Надо же, всю ночь проторчать с швейцарами в вестибюле, чтобы тебя не достали инопланетяне! И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Учти, Джек, я не хочу подцепить ничего такого…
– Я же не сплю с ними, – у Баниона не хватило духу добавить при всех, что такая опасность ей не грозит, потому что они не спали вместе уже бог знает сколько времени.
Воспользовавшись минутным замешательством, в разговор вмешался энергичный Карл Кантмор, корифей жанра научной фантастики. Несмотря на все свои миллионные гонорары, он по-прежнему выглядел так, словно только что обнаружил в своем бассейне дохлого скунса.
– На сегодняшний день не существует каких-либо веских доказательств того, что инопланетяне высаживались на Землю. В НОРАД
[54]
засекают все объекты больше футбольного мяча. Я лично знаком с Бадом Волпом. Он там всем заправляет. Будьте спокойны, как только они прилетят, Бад тут же даст нам знать. Я разговаривал с ним по телефону сегодня утром, и он сказал, что у этих ребят нет никаких шансов проскользнуть незамеченными. Их тут же подстрелят как куропаток.
– Тогда, Карл, ты и твой НОРАД крупно облажались. Этот космический корабль был намно-ого больше футбольного мяча. Хотя ненамного меньше твоего самомнения.
