— Вы плакали на похоронах мужа на Арлингтонском национальном кладбище?
— Нет, не плакала.
— Почему?
— В тот день я выплакалась дома. Я стараюсь, насколько это возможно, не выражать своих чувств публично.
— Поэтому вы и не бросались в мужа предметами на людях?
— Наверно.
— В ту ночь, когда он умер, вы слышали что-нибудь необычное?
— Да, я слышала шум.
— Вы выяснили, что это был за шум?
— Нет.
— Почему?
— Муж часто вставал среди ночи. Он был президентом Соединенных Штатов. Это круглосуточная работа.
— Что касается старинной серебряной плевательницы, изготовленной Полом Ривиром, — почему она стояла в вашей комнате?
— Это вещь изящной работы, истинно американская по своей сути. Да и мужу она нравилась. Ночами он любил комкать клочки бумаги и забрасывать их в нее, как в баскетбольное кольцо.
— Почему на ней были ваши отпечатки пальцев?
— Она стояла в моей спальне, мистер Бейлор. Я ее постоянно передвигала. Люди обычно двигают вещи в собственных спальнях.
— Еще лишь несколько вопросов, миссис Макманн. Почему у вас с президентом не было детей?
Бет потупилась.
— Не из-за недостатка старания. У меня было два выкидыша — в начале нашей супружеской жизни.
— Вы не оставляли попыток завести детей?
— Нет. Я очень хотела родить. И очень старалась.
— После смерти президента вас четыре раза допрашивали агенты ФБР. Согласно формам триста два — то есть отчетам ФБР об этих беседах, — вы ни разу не попросили разрешения пригласить адвоката. Это верно?
— Да.
— Было ли вам при этом известно, что по закону вы вообще не обязаны разговаривать с агентами ФБР?
— Мне было это известно. Я и сама юрист.
— Почему же вы разговаривали с агентами ФБР?
— Мне нечего было скрывать.
— Даже тогда, когда вы узнали, что являетесь подозреваемой?
— Мне и тогда нечего было скрывать. И сейчас тоже. Поэтому я и даю показания.
— Благодарю вас. Ваш черед допрашивать свидетельницу, мисс Клинтик.
Глава 22
Бет пребывала в радостном расположении духа. Она дала показания, и теперь они ехали в «Джефферсон». Последний раз Бойс видел ее такой счастливой в семидесятых годах. Несколько минут назад, когда они вышли из здания суда, публика впервые за всё это время принялась аплодировать. Теперь Бет сидела в машине, крепко держа Бойса под руку, прильнув к нему и твердя: «Вот видишь?»
Бойс храбрился, натянуто улыбаясь, но его расположение духа плохо гармонировало с ее настроением. Он чувствовал себя тем японским адмиралом, который 7 декабря 1941 года шагал взад и вперед по мостику «Акаги» и думал: Они та-ак разозлятся!
Когда они добрались до командного пункта на Бойсовом этаже, там тоже все принялись аплодировать. Бет отвесила легкий театральный поклон и подняла два пальца в знак победы.
Бойс не собирался устраивать своим людям головомойку у нее на глазах, но всё это привело его в бешенство. Это было нарушение его самого святого правила: Не искушай богов. И самого святого правила (б): Дело не выиграно, пока старшина присяжных не сказал: «Невиновен».
Но тут к ним подошел Влонко и сказал, что Апреп просто «зашкаливает». Когда Бет давала показания, сообщил он, большинство присяжных сидели и «кивали, как сраные китайские болванчики». По его словам, перед обеденным перерывом судья Голландец велел секретарю зайти в комнату присяжных и передать им, чтобы перестали кивать.
— Может, ему придется напялить им на головы долбаные капюшоны! — Влонко фыркнул от смеха.
Это была хорошая новость. И все же атмосфера одержанной победы очень нервировала Бойса. Он слышал ропот богов, слышал лязг, доносившийся из кузницы Вулкана, ковавшего молнии.
Сияя, как подсолнух в июле, подошел сотрудник, отвечающий за мониторинг средств массовой информации, и, задыхаясь, сообщил Бет, что Национальная ассоциация бывших первых леди опубликовала заявление в ее поддержку. Это было и вправду важно. НАБПЛ была одной из самых влиятельных организаций в Вашингтоне.
И это еще не всё: телекомментаторы рассказывали о ее поступке, захлебываясь от восторга. Прервав словоизлияние, сотрудник перевел дух и сообщил Бойсу, что тот тоже удостоился хороших отзывов. Бет пошла любоваться собой по телевизору, оставив Бойса в битком набитой комнате наедине с его смутными дурными предчувствиями.
Вас к телефону, Бойс, пятая линия. Секретарь судьи Голландца.
Обвинение только что попросило — и просьба удовлетворена — объявить трехдневный перерыв. Им нужно время, чтобы вручить повестки в суд нескольким новым свидетелям.
В голове Бойса начали одно за другим мелькать матерные слова.
Что еще за свидетели?
Список передается вам по факсу в данный момент.
Бойс повесил трубку. Из телевизионной комнаты вышла Бет, невероятно возбужденная. Ни дать ни взять Мэрилин Монро, возвратившаяся из мирового турне, чтобы сказать Джо Димаджо: «Ты никогда не слышал таких оваций!» Кто-то из выступавших по телевидению предположил, что сразу после окончания процесса Бет объявит о выдвижении своей кандидатуры… на пост президента!
Вам факс, Бойс. Только что пришел.
Бойс прочел фамилии. Их было три. Лонетта Сью Скатт. Это еще кто такая?
Он привел Бет в свой кабинет, закрыл дверь и показал список. Удивительно, как подвижны мышцы лица, от которых зависит его выражение.
Бет объяснила, кто такая Лонетта Сью Скатт.
— А что, из-за нее могут возникнуть проблемы?
— После моего перекрестного допроса она сделается такой радиоактивной, что ее перестанут пускать в туннели. Но расскажи мне о Деймоне Блоуэлле. И о докторе Марке Клаце. — Он сел. — Расскажи мне о них всё.
— Деймон был главным политическим консультантом Кена. А до этого руководил его избирательной кампа…
— Я читаю газеты, Бет. И знаю, кто он такой. Расскажи мне, почему он вдруг стал свидетелем обвинения.
Бет задумалась.
— Ума не приложу.
— Полезные сведения.
— Не знаю. Мы с Деймоном, в общем-то, ладили. Конечно, он не… ну, в общем, я ему не очень нравилась. Но я понятия не имею, зачем ему вдруг понадобилось мне насолить.
— Почему ты ему не нравилась?
— Они с Кеном были очень близки. А я, жена, только путалась у них под ногами. Сам знаешь, что такое мужская компания.
— У него была конкретная причина тебя недолюбливать?
