«Именно подобные инциденты, — написал Алан Крадман в обзорной статье, опубликованной в „Бостон глоб“, — подрывают веру американцев в их систему правосудия».
— Я думал, что пал очень низко, — сказал Бойс Бет, — но когда на тебя смотрит свысока Алан Крадман, понятие «низко» приходится толковать по-новому.
— Сегодня утром он мне звонил, — сказала Бет. — Он хочет взяться за это дело. Хочет подать ходатайство.
— Давай, сыпь мне соль на раны. Я слушаю.
— О пересмотре дела по причине неэффективных действий защиты. Он считает, что Голландец на это пойдет. Даже если не удастся добиться пересмотра, это очень веское основание для кассации после вынесения приговора.
Бойс негромко, мрачно рассмеялся.
— Я бы с большей охотой стал пиявок глотать, чем провел десять минут с Аланом Крадманом. Но адвокат он классный. Тебе следует обдумать это предложение. Вспомни, каких подонков он спас от наказания.
Бет посмотрела на него.
— Прости. Не так выразился. Я хотел посоветовать тебе согласиться.
— Я послала его ко всем чертям.
— Бет, не так-то просто хвалить Алана Крадмана. Не заставляй меня продолжать эти попытки.
— Я не собираюсь трижды губить твою жизнь.
— Я бы этого не почувствовал. После второго раза появляется мозоль. Слушай, он разработал неплохой план. Вместе с ходатайством можно подать письменное заявление, где будет сказано, что я вынудил тебя дать показания против твоей воли. Ты и понятия не имела о том, что я вошел в сговор с целью оказать давление на присяжных. А то, что меня отстранили от ведения дела, ставит под угрозу всю стратегию твоей защиты. Тебе должны предоставить возможность начать все сначала. Это весьма убедительные доводы в пользу пересмотра дела. Голландцу придется с ними согласиться. Он сам загнал себя в угол. Верховный суд тут же его поддержит. Ты должна это сделать. Тебе придется это сделать ради…
— И слышать не желаю, что мне придется это сделать ради Животика.
— И все же придется, Бет. Даже если ты не желаешь этого слышать.
— И не собираюсь. Так что забудь об этом. Мы найдем другую возможность.
— В каком возрасте ты решила, что упрямство — одна из главных добродетелей?
— В одиннадцать лет, когда поняла, что миром правят мужчины.
— Отлично. Можешь приговорить нашего ребенка к жизни на тюремной детской площадке.
— Наверно, это лучше, чем не родить вообще.
Они помолчали.
— То, что ты говоришь — ужасно, — сказал Бойс.
— Знаю. Это не всерьез. Я просто пыталась задеть тебя за живое. Прости. — Бойс внимательно смотрел на ее живот. — Скоро будет заметно.
— То-то журналисты обрадуются. Нам следовало бы брать с них плату за зрелище. Представь себе, какое удовольствие мы им доставляем.
Бет приложила ладони к животу.
— Вот оно, удовольствие. — Она улыбнулась.
* * *
— А теперь слово нашему судебному корреспонденту.
— Питер, еще один бурный день на слушании дела Макманн. Нам только что стало известно, что миссис Макманн берется за собственную защиту сама. В общем-то, миссис Макманн и вправду адвокат… именно на юридическом факультете она познакомилась с Бойсом Бейлором и покойным президентом… хотя она еще никогда не практиковала. События развиваются весьма необычным образом. Трудно, а то и невозможно представить себе, чтобы кто-нибудь взял на себя собственную защиту на столь поздней стадии процесса по делу об убийстве, но, с другой стороны, в этом деле почти всё необычно.
— Какова будет роль Бойса Бейлора? И будет ли он играть какую-либо роль?
— Его роль, Питер, будет состоять в том, чтобы выступать в качестве собственного защитника в деле по очень серьезному обвинению в оказании давления на присяжных. А пока, насколько нам известно, он занят тем, что съезжает из гостиницы «Джефферсон», где находился его так называемый командный пункт. Кроме того, нам стало известно, что он подает на «Джефферсон» в суд за незаконное выселение…
* * *
Правительство наложило арест на его банковские счета, и то, что носит изящное название запасного варианта жилья, Бойс подыскал за рекой, в Росслине, расползающемся во все стороны районе сплошь застекленных многоэтажных зданий, на отнюдь не богемном вашингтонском левом берегу, где большинство пешеходов работают в многочисленных оборонных учреждениях, а таксисты родом из стран, крайне разочарованных внешней политикой США.
Там было не так уж плохо, хотя некоторое время пришлось привыкать к жизни без обслуживания номеров. В газетах появились сделанные снаружи снимки мотеля, помещенные рядом с фотографиями прежней гостиницы, с подписью «Как низко пали могущественные люди». Относительная скромность новых жилищных условий даже вызвала у Бойса легкую nostalgie de la boue, напомнив ему самое начало карьеры, когда он защищал продажных профсоюзных чиновников, бандитов и — подлейших из подлецов — поставщиков нелегальных бумажных денег. Он стал местной знаменитостью в китайском ресторане «Сычуаньское жаркое», неподалеку от мотеля. Владелец сделал ему лучший комплимент, на который способен расщедриться китайский ресторатор: не взял с него денег за суп.
Бойс одним ухом слушал, как строит козни команда его юристов, которая занималась подачей ходатайств и подготовкой плана защиты перед лицом зловещих и неопровержимых доказательств. Но, как ни старался Бойс во всё это вникать, никакого интереса к собственному делу он не испытывал. Конечно, его не прельщала перспектива провести пять лет в тюрьме, в кругу жертв плохих адвокатов. Но он не мог думать ни о чем, кроме как о Бет и Животике.
Судья Голландец все-таки не взял Бет под стражу, но, решив перестраховаться, приказал посадить ее под некое подобие домашнего ареста. Судебным исполнителям было приказано «охранять» дом в Кливленд-Парке, где она жила. Так что теперь вокруг нее сомкнулось двойное кольцо федеральной охраны: с внутренней стороны — агенты Секретной службы, а с внешней — неуклюжие мужчины в ветровках. Вечерами, разговаривая по телефонной линии, которая, по их мнению, наверняка прослушивалась, Бет с Бойсом мрачно шутили о том, как они вдвоем пытаются прорыть туннель.
По утрам Бойс приезжал на такси, за которым следовали по меньшей мере два фургона, битком набитых операторскими группами с телевидения, и вместе с Бет отправлялся в суд на одном из автомобилей ставшего еще более длинным кортежа. Бет выходила у парадного подъезда. Бойс сидел в машине вместе с высокомерными агентами Секретной службы и смотрел заседание суда по переносному телевизору. В перерывах Бет возвращалась в машину, стоявшую в подвале здания суда, и выслушивала его замечания. Как сказал бы тот корреспондент, они действовали необычным образом.
Бет вызвала для дачи показаний куратора Белого дома Ф. Дикерсона Твамба. Предполагалось доказать, что при столь благоговейном отношении к американским серебряным изделиям восемнадцатого века она ни в коем случае не воспользовалась бы одним из них, чтобы проломить башку своему мужу. Правда, это не исключало вероятности того, что она с удовольствием воспользовалась бы каким-нибудь менее ценным тупым предметом.
