Книга Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 5, страница 59. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть 5»

Cтраница 59

– Да, я знаю об этом.

– Его долго терзала забота о престолонаследнике. Для государей это очень мучительная забота, ибо они должны думать не только о том, чтобы оставить по себе добрую память, но и о том, чтобы их замыслы жили и после их смерти и дело их было продолжено.

– А разве Людовик Тринадцатый умер бездетным? – спросил с усмешкой узник.

– Нет, но он долгое время был лишен радости быть отцом; он слишком долго предавался печали, что умрет, не оставив наследника. И эта мысль ввергала его в отчаяние, как вдруг его супруга, королева Анна Австрийская…

Узник вздрогнул.

– Знали ли вы, – перебил сам себя Арамис, – что супругу Людовика Тринадцатого звали Анной Австрийской?

– Продолжайте, – сказал молодой человек, не ответив на вопрос Арамиса.

– Как вдруг, – рассказывал Арамис, – Анна Австрийская объявила, что ожидает ребенка. Это известие вызвало всеобщую радость, и все молились о счастливом разрешении королевы от бремени. Наконец пятого сентября тысяча шестьсот тридцать восьмого года королева родила сына.

Тут Арамис взглянул на своего собеседника, и ему показалось, что тот побледнел.

– Вы сейчас услышите от меня, – предупредил юношу Арамис, – историю, которую в данное время могли бы поведать вам лишь очень немногие, ибо то, что я собираюсь сказать, считается тайной, умершей вместе с умершими или погребенной в бездонных глубинах исповеди.

– И вы откроете мне эту тайну? – спросил молодой человек.

– О, – сказал Арамис с усмешкою в голосе, – я не думаю, что подвергаю себя опасности, вверяя ее заключенному, не испытывающему никакого желания покинуть Бастилию.

– Я вас слушаю, сударь.

– Так вот, продолжаю. Королева родила сына. Но в то самое время, когда двор ликовал при этом известии, в то время, когда король, показав новорожденного народу и знати, садился за стол, чтобы отпраздновать это радостное событие, у королевы, оставшейся в одиночестве, снова начались родовые схватки, и у нее родился еще один сын.

– О, – произнес узник, проговариваясь, что он осведомлен лучше, чем можно было предполагать на основании его слов. – Я думал, что брат короля родился лишь…

Арамис покачал головой:

– Погодите, будет продолжение.

Узник нетерпеливо вздохнул и приготовился слушать.

– Да, – сказал Арамис, – королева родила еще одного сына, второго сына, которого приняла Перонетта, ее повивальная бабка.

– Перонетта! – прошептал молодой человек.

– Сразу же побежали за королем; ему на ухо сообщили о происшедшем; он встал из-за стола и поспешил к королеве. Но на этот раз на лице его не было выражения радости; напротив, оно выражало скорее ужас. Рождение близнеца превратило его радость от рождения первого сына в печаль, ибо (вы этого, конечно, не знаете) во Франции престол переходит к старшему сыну, который и царствует после отца.

– Я это знаю.

– Между тем врачи и юристы высказывают предположение, что отнюдь не бесспорно, будто старшим по законам бога и законам природы является тот, кто первым вышел из материнского чрева.

Приглушенный крик вырвался из груди узника; он стал белее простыни, которой был накрыт.

– Теперь вы поймете, – продолжал Арамис, – почему короля, который с такой радостью увидел свое воспроизведение в новорожденном, охватило отчаяние, едва он подумал о том, что отныне у него не один наследник, а два, и что тот, кто появился на свет вторым и чье рождение осталось безвестным, станет, быть может, оспаривать права старшинства у другого, того, кто родился на два часа раньше и кто вот уже два часа считается законным престолонаследником, и в этом случае одному богу ведомо, что произойдет в будущем. Ведь может статься, что второй его сын, отвечая интересам или капризам какой-либо партии, посеет когда-нибудь в королевстве раздоры и братоубийственную войну, подрывая тем самым династию, которую ему подобало бы укреплять.

– О, я понимаю, я все понимаю, – прошептал юноша.

– Вот почему один из сыновей Анны Австрийской, подлейшим образом разлученный со своим братом, подлейшим образом лишенный наследства и обреченный на прозябание в полнейшей безвестности, вот почему этот второй ее сын бесследно исчез, и исчез так, что никто во Франции ныне не знает, существует ли он на свете, никто, кроме его родной матери…

– Его матери, которою он покинут! – с отчаянием вскричал узник.

– И еще дамы в черном с огненными лентами, – продолжал Арамис, – и, наконец…

– Вас, не так ли? И вы явились сюда, чтобы рассказать мне про это, вы явились, чтобы разбудить в моей душе любопытство, ненависть, честолюбие, и, кто знает, быть может, и жажду мести? Если вы тот, кого я ожидаю, если вы человек, обещанный мне запиской, наконец, человек, посланный мне самим богом, то у вас должен быть… портрет короля Людовика Четырнадцатого, восседающего теперь на французском троне.

– Вот этот портрет, – ответил епископ, подавая узнику великолепно исполненную на эмали миниатюру с изображением гордого, прекрасного и совсем как живого Людовика Четырнадцатого.

Узник жадно схватил портрет и впился в него глазами, словно хотел навсегда запечатлеть его в своем сердце.

– А теперь, монсеньор, вот вам и зеркало.

Арамис предоставил узнику время, чтобы тот мог разобраться в хаосе своих мыслей.

– Поразительно! Поразительно! – шептал юноша, пожирая глазами портрет Людовика XIV и свое собственное изображение в зеркале.

– Что вы думаете об этом? – спросил Арамис.

– Я думаю, что погиб, – сказал пленник, – я думаю, что король никогда не простит мне моего рождения.

– Что до меня, – проговорил епископ, устремив на узника взгляд, исполненный преданности, – то я не знаю, кто же король – тот ли, кого изображает портрет, или тот, чье лицо отражается в этом зеркале.

– Король, сударь, тот, кто сидит на троне, – грустно произнес молодой человек, – король тот, кто не томится в тюрьме и кто может, напротив, заключать в нее по своей воле других. Королевская власть – это могущество, это огромная сила, а я, как вы видите, совершенно бессилен.

– Монсеньор, – сказал Арамис с такою почтительностью, с какой он никогда еще не обращался к своему собеседнику, – королем, заметьте себе, будет, если вы того пожелаете, тот, кто, выйдя из тюрьмы, сумеет удержаться на троне, на который его возведут преданные ему друзья.

– Сударь, не искушайте меня, – горестно вздохнул узник.

– Монсеньор, не впадайте в уныние, – настаивал Арамис. – Я привел вам доказательства вашего королевского происхождения. Вникните в них, убедите себя самого в том, что вы сын короля и король… и потом мы начнем действовать.

– Нет, нет! Это немыслимо.

– Пожалуй, что так, – иронически продолжал ваннский епископ, – если вашему роду и впрямь предначертано самою судьбой, чтобы королевские братья, отстраненные от престола, были все, как один, принцами, лишенными отваги и чести, каким был, например, Гастон Орлеанский, ваш дядя, который стоял во главе десяти заговоров против Людовика Тринадцатого, своего брата.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация