– Отлично придумано, милый мой Портос. Но чтобы позволить себе такого рода фантазии, нужно располагать вашим богатством, не говоря уж о времени, которое затрачиваешь на примерку. И к тому же мода так часто меняется.
– Что верно, то верно, – заметил Портос. – Но я тешил себя надеждой, что придумал нечто исключительно хитрое.
– Что же это такое? Черт возьми, я никогда не сомневался в ваших талантах!
– Вы помните те времена, когда Мустон был еще тощим?
– Конечно; это было тогда, когда он был Мушкетоном.
– А когда он начал толстеть?
– Нет, этого я не мог бы сказать. Прошу извинения, мой милый Мустон.
– О, вам нечего просить извинения, – любезно ответил Мустон, – вы были в Париже, а мы… в Пьерфоне.
– Так вот, дорогой Портос, – итак, с известного времени Мустон начал толстеть. Ведь вы хотели сказать именно это, не так ли?
– Конечно. И я был этим очень обрадован.
– Черт! Готов вам верить.
– Понимаете ли, – продолжал Портос, – ведь это освобождало меня от хлопот.
– Нет, все еще не понимаю, друг мой. Но если вы мне объясните…
– Сейчас, сейчас… Прежде всего, как вы сказали, это потеря времени, когда даешь снимать с себя мерку, хотя бы раз в две недели. Потом можешь оказаться в дороге, а когда хочешь всегда иметь семь новых костюмов… Наконец, я терпеть не могу давать с себя снимать мерку. Либо я дворянин, либо не дворянин, черт возьми. Дать себя измерять какому-нибудь проходимцу, который изучает тебя с головы до пят, – это унизительно в высшей степени. Этот народ находит вас слишком выпуклым тут, слишком вдавленным здесь, он знает все ваши достоинства и недостатки. Знаете, когда выходишь из рук портного, чувствуешь себя похожим на крепость, только что досконально изученную шпионом.
– Воистину, Портос, ваши мысли чрезвычайно своеобразны.
– Но вы понимаете, что, будучи инженером…
– И к тому же укрепившим Бель-Иль…
– Так вот, мне пришла в голову мысль, и она, конечно, была бы весьма хороша, если бы не небрежность Мушкетона.
Д’Артаньян бросил взгляд на Мустона, который ответил на него легким движением тела, как бы желая сказать: «Вы сами увидите, виноват ли я в том, что случилось».
– Итак, я очень обрадовался, – продолжал Портос, – увидев, что Мустон начал толстеть; больше того, чем только мог, я помогал ему нагуливать жир. Я кормил его особо питательной пищей, надеясь, что он сравняется со мной в объеме и тогда я смогу заставить его иметь дело с портными и тем самым избавлю себя от снятия мерок и прочих скучных вещей.
– А! – вскричал д’Артаньян. – Теперь я наконец понимаю… Это спасло бы вас от потери времени и унижений.
– Черт подери! Судите же сами о моей радости, когда после полутора лет отменного и искусно подобранного питания – ибо я взял на себя труд самолично кормить Мустона – этот бездельник…
– Ах, сударь, я и сам немало способствовал этому, – скромно вставил Мустон.
– Это верно. Так вот, судите о моей радости, когда в одно прекрасное утро я обнаружил, что Мустону пришлось повернуться боком, как поворачивался я сам, чтобы протиснуться сквозь потайную дверь, которую эти чертовы архитекторы устроили у меня в Пьерфоне в комнате покойной госпожи дю Валлон. Да, кстати, об этой двери, друг мой; хочу задать вам вопрос, вам, знающему решительно все на свете: какого черта эти плуты архитекторы, которым полагается иметь подобающий глазомер, придумали двери, годные только для тощих?
– Эти двери, – сказал в ответ д’Артаньян, – предназначены для возлюбленных, а возлюбленные по большей части сложения хрупкого и изящного.
– Госпожа дю Валлон не имела возлюбленных, – величественно перебил д’Артаньяна Портос.
– Несомненно, друг мой, несомненно, – поторопился согласиться с ним д’Артаньян, – но, быть может, эти двери были придуманы архитекторами на случай вашей повторной женитьбы.
– Вот это и впрямь возможно, – заметил Портос. – Теперь, когда я получил от вас разъяснение относительно этих слишком узких дверей, вернемся к нагуливанию жира Мустоном. Но заметьте себе, что первое имеет прямое отношение ко второму. Я не раз наблюдал, что наши мысли тянутся друг к другу. Подивитесь-ка на это явление, д’Артаньян: я говорил о Мустоне, который начал толстеть, а кончил тем, что вспомнил о госпоже дю Валлон…
– Которая была худощавой.
– Разве это не поразительно?
– Друг мой, один из моих ученых друзей, господин Кос-тар, сделал то же самое наблюдение, что и вы, и он называет это каким-то греческим словом, которого я не запомнил.
– Выходит, что мое наблюдение не отличается новизной! – вскричал Портос, ошеломленный услышанным от д’Артаньяна. – А я думал, что это я первый сделал его.
– Друг мой, этот факт известен еще до Аристотеля, то есть, говоря по-иному, приблизительно вот уже две тысячи лет.
– Но от этого он не становится менее достоверным, – заметил Портос, приходя в восторг от этого совпадения его собственных мыслей с мыслями философов древности.
– Безусловно. Но давайте вернемся к Мустону. Мы оставили его в тот момент, когда он стал толстеть у вас на глазах, ведь, кажется, так?
– Так точно, сударь, – вставил Мустон.
– Продолжаю, – сказал Портос. – Итак, Мустон толстел так успешно, что оправдал все мои чаяния. Он достиг моей мерки, и я смог воочию убедиться в этом, увидев в один прекрасный день на мошеннике мой собственный камзол, в который он позволил себе облачиться; этот камзол обошелся мне очень недешево: одна только вышивка стоила сотню пистолей.
– Я надел его лишь затем, чтобы примерить, сударь, – заметил Мустон.
– Итак, – продолжал Портос, – с того дня я решил, что отныне все дела с моими портными будет вести Мустон, – с него будут снимать мерку, и во всем этом он полностью заменит меня.
– Чудесно придумано! Просто чудесно! Но ведь Мустон на полтора фута ниже вас ростом.
– Вы правы. Но я велел шить таким образом, чтобы на Мустона костюм был слишком длинным, а на меня в самый раз.
– Какой вы счастливец, Портос! Такие вещи случаются только с вами.
– Да, да! Завидуйте мне, есть действительно чему позавидовать! Это было точно в то самое время, когда я уезжал на Бель-Иль, то есть приблизительно два с половиной года назад. Уезжая, я поручил Мустону – чтобы постоянно иметь на случай нужды приличное модное платье – ежемесячно заказывать себе по костюму.
– И Мустон не исполнил вашего приказания? Нехорошо, Мустон, очень нехорошо!
– Напротив, сударь, напротив!
– Нет, он не забывал заказывать для себя костюмы, но он забыл предупредить меня, что толстеет.
– Господи боже, я в этом нисколько не виноват; ваш портной ни разу не сказал мне об этом.
