– Нет, честное слово, не знаю! – ответил ваннский епископ, наливая себе вина. – Надеюсь все же, что прежде всего я напоминаю вам приятного гостя.
– И не одного, а двоих. Франсуа, друг мой, закройте окно; как бы ветер не обеспокоил его преосвященство господина епископа.
– И пусть он оставит нас, – добавил Арамис. – Ужин подан, а съесть его мы сумеем и без лакея. Люблю посидеть в небольшом обществе, наедине с другом.
Безмо почтительно поклонился.
– Мы сможем сами поухаживать за собою, – продолжал Арамис.
– Идите, Франсуа, – приказал Безмо. – Итак, я говорил, что ваше преосвященство напоминаете мне не одного, а двоих; один из них весьма знаменит – это покойный кардинал, великий кардинал, тот, что взял Ла-Рошель – у него, кажется, были такие же сапоги, как у вас.
– Да, клянусь честью! – воскликнул Арамис. – Ну а кто же второй?
– Второй – это некий мушкетер, очень красивый, очень храбрый, очень дерзкий, очень счастливый, который из аббата сделался мушкетером, а из мушкетера – аббатом.
Арамис снизошел до улыбки.
– Из аббата, – продолжал Безмо, ободренный улыбкой его преосвященства епископа ваннского, – из аббата епископом, а из епископа…
– Ах, сделайте милость, остановитесь! – сказал Арамис.
– Говорю вам, сударь, я вижу в вас кардинала.
– Оставим это, любезнейший господин де Безмо. И хотя, как вы заметили, на мне сегодня кавалерийские сапоги, тем не менее я не хотел бы ссориться с церковью даже на один этот вечер.
– А все-таки у вас дурные намерения, монсеньор.
– О, сознаюсь, дурные, как все мирское.
– Вы бродите по городу, по переулкам, в маске?
– Вот именно, в маске.
– И по-прежнему пускаете в ход вашу шпагу?
– Пожалуй что так, но только в тех случаях, когда меня вынуждают к этому. Будьте добры, кликните Франсуа.
– Вино перед вами.
– Он мне нужен не для вина: здесь очень жарко, а окно между тем закрыто.
– Когда я ужинаю, то всегда закрываю окно, чтобы не слышать, как проходит патруль или прибывают курьеры.
– Вот как… значит, если окно открыто, вы слышите их?
– Слишком хорошо, а это всегда неприятно. Вы понимаете?
– Но здесь положительно задыхаешься. Франсуа!
Франсуа немедленно явился на зов.
– Откройте, прошу вас, окно, любезнейший Франсуа, – произнес Арамис. – Ведь вы разрешите, господин де Безмо?
– Монсеньор, вы здесь у себя дома, – ответил комендант.
Франсуа отворил окно.
– Знаете, – заговорил де Безмо, – теперь, после того как граф де Ла Фер возвратился к своим пенатам в Блуа, вы, пожалуй, будете чувствовать себя совсем одиноким. Ведь он давний ваш друг, не так ли?
– Вы знаете это не хуже меня, Безмо; ведь вы служили в мушкетерах в одно время с нами.
– Ну, с друзьями я ни бутылок, ни лет не считаю.
– И вы правы. Но я испытываю к графу де Ла Фер не только любовь, я глубоко уважаю его.
– Ну а я, как ни странно, – сказал комендант, – предпочитаю ему шевалье д’Артаньяна. Вот человек, который пьет хорошо и долго. Такие люди по крайней мере не таят своих мыслей.
– Безмо, напоите меня нынешним вечером: давайте пировать, как бывало; обещаю, что если у меня на сердце есть какая-нибудь печаль, вы сможете увидеть ее, как увидели бы брильянт на дне своего стакана.
– Браво! – крикнул Безмо.
Он налил себе полный стакан вина и выпил его, радуясь от всего сердца при мысли о том, что грехопадение его преосвященства епископа совершается не без его участия.
Поглощенный своими мыслями и вином, он не заметил, что Арамис внимательно прислушивается к каждому звуку, доносящемуся с главного двора крепости.
Часов около восьми, в то время как Франсуа подавал пятую бутылку вина, во двор въехал курьер, и хотя прибытие его сопровождалось изрядным шумом, Безмо ничего не услышал.
– Черт его побери! – проговорил Арамис.
– Что? Кого? – встрепенулся Безмо. – Надеюсь, не вино, которое вы сейчас пьете, и не того, кто им угощает вас?
– Нет, ту лошадь, и только ее, которая производит не меньше шума, чем эскадрон в полном составе.
– Ну, так это курьер, – буркнул, не прекращая возлияний, Безмо. – Черт бы его унес! И поскорее, чтобы нам больше не слышать о нем. Ура! Ура!
– Вы обо мне забываете, любезный Безмо. У меня стакан пуст, – молвил Арамис, указывая на свой хрустальный бокал.
– Клянусь, вы меня восхищаете… Франсуа, вина!
Вошел Франсуа.
– Вина, каналья, и самого лучшего!
– Слушаю, сударь, но… там приехал курьер.
– Я сказал: к черту!
– Сударь, однако…
– Пусть передаст дежурному, завтра посмотрим. Завтра у нас будет время, завтра будет светло, – ответил солдату Безмо, причем заключительные слова он произнес нараспев.
– Ах, сударь, сударь… – проворчал невольно солдат.
– Будьте осторожнее! – сказал Арамис.
– В чем, дорогой господин д’Эрбле? – спросил полупьяный Безмо.
– Письмо, посланное коменданту цитадели с курьером, бывает порой приказом.
– Почти всегда.
– А разве приказы посылаются не министрами?
– Да, конечно, но…
– А разве министры не скрепляют своей подписью подписи короля?
– Может быть, вы и правы. Но все это очень досадно, когда сидишь вот так, перед вкусной едой, наедине с другом. Ах, сударь, простите, я позабыл, что это я угощаю вас ужином и что говорю с будущим кардиналом.
– Оставим это, любезный Безмо, и вернемся к вашему солдату по имени Франсуа.
– Но что же он сделал?
– Он ворчал.
– Напрасно!
– Да, но так как он все же ворчал, то возможно, что там происходит что-нибудь необычное. Может быть, Франсуа нисколько не виноват в том, что ворчал, а виноваты вы, не пожелав его выслушать.
– Виноват? Я виноват перед Франсуа? Это уж слишком!
– Виноваты в уклонении от служебных обязанностей. Простите, но я счел долгом сделать вам замечание, которое кажется мне довольно серьезным.
– Возможно, что я не прав! – заикаясь сказал Безмо. – Приказ короля священен. Но приказ, который приходит за ужином, повторяю снова, чтоб его черт…
– Если б вы позволили себе нечто подобное по отношению к великому кардиналу, – а, дорогой мой Безмо? – да если б к тому же приказ оказался спешным…
