– Хорошо, забудь про кофе, но как насчет стаканчика вина?
– А как же малыш?
– Разумно… ему тоже перепадет.
Я посадил Милли на плечи, и мы направились прочь от пикника. Если бы двухместная коляска была чуточку шире, я бы привязал Катерину рядом с Альфи и всю дорогу вез ее. Мы выбрали столик во внутреннем дворике паба. Альфи упоенно сосал из бутылочки, я потягивал пиво, а Катерина залпом влила себя вино. Казалось, все идет отлично – по крайней мере, на данный момент.
– Так почему ты сказал, что сейчас в Манчестере? – внезапно спросила Катерина.
Хоть я и положил в рот всего одну хрустящую картофельную пластинку, но сделал вид, будто у меня рот набит до отказа, и ответить я никак не могу.
– В Манчестере? – сказал я наконец. – О чем ты говоришь?
– Ты сказал, что находишься в Манчестере.
Повисла пауза. Я смотрел на Катерину так, словно она совершенно выжила из ума, но недоумение на моей физиономии сменилось выражением внезапного озарения.
– Нет-нет-нет. На Манчестерской улице. Я сказал, что нахожусь на Манчестерской улице. Это в Вест-энде.
Катерина выглядела смущенной.
– Но ты же сказал, что на Пикадилли.
– На площади Пикадилли.
Катерина рассмеялась над собственной глупостью.
– А я-то подумала, что тебя опять занесло на Север.
Мы добродушно посмеялись над этой путаницей, и я облегченно вздохнул, порадовавшись, что Катерина забыла, что Манчестерская улица находился в доброй паре миль от площади Пикадилли. Прежде чем она успела задуматься над этим, я сменил тему.
– А ты что делаешь на этой стороне реки? Неужели не боялась, что тебя остановят на мосту пограничники.
– Мы поехали смотреть новый дом Сьюзен и Пирса в Стокуэлле, но их не оказалось дома, поэтому мы решили немного прогуляться по Клапамскому парку. Правда, Милли?
– Мы с папой видели зеленую птичку.
– Да, хорошо, Милли. Ты уже говорила, – перебил я. – Возьми лучше еще один пакетик с картошкой.
– А ты? – спросила меня Катерина.
– Ну, покончив с делами на Манчестерской улице, я сел на метро, чтобы доехать до своей студии, но вдруг надумал пройтись по парку. И тут увидел вас. Совпадение, да?
– Да, только давай не будем говорить моей сестре. Она наверняка запишет это совпадение на счет какой-нибудь психической энергии.
– А что, неплохая мысль. Я скажу, что завернул в парк, потому что ощутил испускаемые тобой отрицательные флюиды. Конца объяснениям мы после этого не услышим.
Катерина захохотала, но в смехе отчетливо сквозили истерические нотки. Катерина пила второй бокал вина, Милли поедала третий пакетик хрустящего картофеля, а Катерина все больше походила на ту жену, которую я знал; от срыва у концертной эстрады не осталось и следа. Но тут в дело вмешался алкоголь, и из Катерины словно воздух выпустили – у нее не осталось сил даже на смех. Я вызвался поменять Милли подгузник, и мое предложение вызвало короткую улыбку. Я положил Милли на коврик для переодевания и принялся расстегивать ее мешковатые розовые штанишки.
– Майкл? – зловеще сказала Катерина.
– Что?
– Я недовольна.
– Что, прости?
– Я недовольна.
– Что, недостаточно сухое? Я просил принести сухое белое вино.
– Своей жизнью. Я недовольна своей жизнью.
– Что значит – ты недовольна? Разумеется, ты довольна.
– Нет. Я чувствовала себя виноватой из-за своего недовольства, поэтому никогда не говорила, но это так нервирует. Словно что-то упускаешь, но не можешь понять, что именно.
– Ты просто выпила, Катерина. Ты устала и немного пьяна, и тебе вдруг пришло в голову, что ты недовольна своей жизнью, но поверь мне, я мало знаю более довольных людей. Ты еще скажи, что не можешь справиться с детьми.
– Я не могу справиться с детьми.
– Перестань, Катерина, это не смешно. Милли, прекрати ерзать!
– Я не шучу.
– Ты справляешься с детьми. Превосходно справляешься. Милли, лежи спокойно.
Катерина пожала плечами. Сгорбившись над Милли, я поднял взгляд.
– Возможно, иногда тебе и кажется, будто ты не справляешься с ними. Это нормально. Кроме того, ты же любишь сидеть с детьми одна.
– Нет, не люблю.
– Нет, любишь.
– Нет, не люблю.
– Ну, наверное, временами они несколько утомляют. Но, вообще говоря, ты не любишь, когда я мешаюсь под ногами.
– Нет, люблю.
– Нет, не любишь.
– Нет, люблю.
– Нет, не любишь.
– Нет, люблю.
– Да прекрати же, несносная девчонка.
– Это ты кому: мне или Милли?
Милли ожесточенно вертелась, и я никак не мог закрепить подгузник.
– Черт, зачем обязательно усложнять мне жизнь? – Выкрикнул я и добавил: – Милли! – На всякий случай.
– Маму хочу.
– Мама устала и не может успеть все.
– Может, – возразила Катерина. – Умная мамочка может делать все и при этом весь день улыбаться счастливой улыбкой, тра-ля-ля.
– Катерина, ты пьяна.
– Не пьяна, а разъярена.
– Послушай, я понимаю, что у тебя выдался паршивый день, понимаю, что дети могут и достать, но ты же вечно повторяешь, что просто обожаешь сидеть с ними дома.
– Я молчала ради тебя, – сказала она. – Думала, что после напряженной работы тебе меньше всего хочется слушать мои стенания по поводу того, что я сижу дома с детьми.
– Ты повторяешься.
– Но это же правда.
– Нет.
– Правда. Плохо, что мне полнедели приходится управляться одной. Иногда мне кажется, будто я тружусь уже целый день, а потом смотрю на кухонные часы, а они показывают десять часов утра, и я думаю: "До того времени, как их укладывать спать, осталось еще девять часов".
– Ты так говоришь, потому что сейчас чувствуешь себя несчастной. Но я-то знаю, как здорово ты справляешься, когда меня нет.
– Нет, не справляюсь.
– Говорю же, справляешься. Я точно знаю.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь знать, когда тебя нет дома?
– Ну, э-э… потому что я знаю тебя, вот откуда. Ты очень хорошая мать.
