Снова зазвучала «Это твоя жизнь», и по знаку Нэнси к микрофону шагнул Дэйв.
— Нэнси попросила меня сказать пару теплых слов про Джимми Конвея. Я все мозги сломал, но, боюсь, ничего не придумал. — По залу прокатился смех, а Дорин Катбуш вдруг забеспокоилась. — Джимми — вредный и трусливый интриган, который ни разу не поставил бутылку и не послал открытку на день рождения ни одному из своих бесчисленных незаконнорожденных детей по всей стране. Он жесток с животными и часто останавливается, чтобы посмеяться над трехногой собакой в Сифорде. Он из тех, кто заходит за спину слепому на регулируемом перекрестке со звуковым сигналом и изображает «бип-бип-бип». Тут еще просили перечислить его достижения, но, боюсь, я пас. Единственное, что приходит на ум, за что он несет персональную ответственность, так это за то, что среди студенток суссексского Языкового центра стремительно распространилась лобковая вошь.
Нэнси пыталась объяснить мертвенно-бледной Дорин Катбуш, что у Дэйва просто извращенное чувство юмора. Одна из студенток в толпе лихорадочно листала англо-венгерский словарь.
— Но кроме этих мелочей, — продолжил Дэйв, — ты вполне нормальный парень, Джимми. Мне понятно, почему ты хочешь смыться в Кувейт, но мы по тебе будем скучать. По крайней мере день, а то и два.
Убедив Дорин не натравливать на Дэйва собачек, Нэнси опять вскочила на сцену и попыталась вернуть вечер в русло телеформата. Она поблагодарила Дэйва и снова раскрыла красный альбом, чтобы зачитать историю моей жизни.
— Джимми, у тебя было счастливое детство, любящие родители и старший брат, который всегда мог на тебя положиться и использовать твою голову как газоотвод. К сожалению, твой брат сегодня сюда не выбрался, ну… потому что я его не пригласила, зато он прислал тебе вот это сообщение.
Под потолком висел большой черный телевизор, который совершенно случайно оказался подключен к видеоплееру. Когда телевизор ожил, раздались редкие аплодисменты — все оценили, скольких усилий стоило все это организовать. Пускай не так технически безупречно, как в студиях, которые я повидал за минувший год, но нехватка профессионализма восполнялась хаотическим обаянием.
— Привет, Джимми! — расплылся в улыбке брат, сидя в шезлонге в своем палисаднике. — Извини, что не могу присутствовать, но, похоже, этот вечер тебе запомнится.
В кадр вбежали дети, помахали руками и крикнули: «Дядя Джимми, привет!» Здорово. Почти как настоящая программа «Это твоя жизнь», о которой я мечтал. Ну ладно, пока не рассказали о моей неустанной благотворительности в пользу животных, но, может, просто потому, что я этим не занимался.
— Ты отличный дядя для этой парочки, Джимми. Они тебя обожают, и нам правда будет тебя не хватать. — Тут старший из мальчишек отпихнул с дороги младшего, тот упал на землю и заревел, а Николас прикрикнул: — А ну-ка прекратите, вы оба друг друга стоите. — После чего снова посмотрел в камеру, извинился за поведение детей и сказал, что ему удалось раздобыть кадры кое-каких ужасов, он их даже перевел в видеоформат.
В зале раздались восторженные крики, когда на экране замелькали кадры немого кино: два малыша, я и брат, голышом плещутся в лягушатнике. Еще более громкий вопль прозвучал, когда я повернулся к камере, выставил свой крошечный пенис и бесстыже помахал им. Собравшиеся почему-то нашли это ужасно забавным. Естественно, я не очень застеснялся. Ведь это же я в детстве, взрослый Джимми Конвей тут совершенно ни при чем!
— Дело не в том, что имеешь, Джимми, а в том, что ты с этим делаешь! — крикнул голос за кадром — как нельзя кстати, потому что пятилетний Джимми как раз показал, что именно он умел с этим делать: пустил большую сверкающую дугу на старшего брата, который с ревом выскочил из лягушатника. А я-то думал, что это только он меня всегда мучил.
— Чудесные кадры раннего детства, — сказала Нэнси, когда пленка закончилась, — и если ты когда-нибудь захочешь появиться на телевидении, Джимми, мы с превеликой радостью пошлем этот клип на передачу «Вы в кадре».
Я уже настоялся на сцене и с большим облегчением принял у Криса кружку с пивом, теперь было что прихлебнуть в самый неловкий момент. Нэнси бегло прошлась по моей невыдающейся академической карьере и перескочила на мой случайный приезд в Сифорд. Она напомнила мне о том, что я делал для нее, например вел за нее уроки, когда ей надо было присмотреть за ребенком. А потом о том, как я однажды убедил ее, что из-за глобального потепления у эскимосов теперь больше двадцати различных слов, обозначающих воду.
Признаюсь, я ужасно обрадовался, когда Нэнси рассказала, как несколько лет назад я тайком помогал ей завязать с сигаретами.
— Джимми, когда я бросала курить, ты все время предлагал нам всем пойти в кино или в кафе. И только через несколько месяцев я сообразила, что ты нарочно уводил меня подальше от прокуренных пивных, потому что знал, что там я сорвусь. Ты решил деликатно, аккуратно, незаметно помочь мне избавиться от опасной привычки, и за это, Джимми, я хочу поблагодарить тебя от чистого сердца! — Тут Нэнси затянулась невесть откуда взявшейся сигаретой и торжественно затушила окурок.
Пришла пора Дорин. Она перетащила свое короткое, но массивное тело из кресла на сцену. Усатые шнауцеры глазели на толпу, проверяя, все ли слушают. Если я кому-то и помогал за эти годы, так это Дорин Катбуш. Я был всегда под рукой — выгулять ее собачонок, починить ксерокс в школе. А то еще она мне звонила вечером и просила записать ее любимую программу, а я как раз смотрел прокатную кассету. Дорин никогда не стеснялась одалживаться, а я всегда стеснялся отказать, так что я растроганно приготовился услышать очередную порцию благодарностей.
— Юная Нэнси попросила меня сказать пару слов в похвалу Джимми. Ну так я вам скажу, долго я не раздумывала. К Джимми Конвею я всегда питала глубочайшее уважение, — гудела Дорин. Очки она пристроила на полочке, по совместительству являвшейся бюстом. — В эти страшные времена, когда рушатся все правила, Джимми остается примером для многих. И знаете почему? Знаете, что отличает этого человека?
Я был польщен, увидев, как некоторые кивают.
— Он всегда — я не шучу, — всегда правильно использует множественное число существительных.
Меня слегка качнуло.
— И вы ни за что не услышите от Джимми эти ужасные гадости вроде «польта» и «кина», он непременно скажет «пальто» и «кино».
Я изо всех сил старался показать, как тронут этой теплой похвалой, а сам вспоминал ту зимнюю ночь, когда Дорин подняла меня в четыре утра, потому что у нее лопнул водопровод, и я кувыркался в снегу вокруг ее дома, стараясь отыскать вентиль и перекрыть воду.
— Радио, бюро, манто… Что еще сказать? От него никогда не услышишь «одно кофе», а только «один кофе». Я всегда считала, что хвалить надо по заслугам, вот так-то.
И с этими словами Дорин шагнула вниз, а собаки у нее под мышками косились по сторонам, словно вопрошая: «Ну, чего вам еще?»
Последовала неловкая пауза, которую нарушил смешок Дэйва:
