Возвращаясь с автобусной остановки, Элен всегда проходила мимо домика Адама Хейхоу. Часто она ненадолго задерживалась, чтобы выполоть сорняки в палисаднике или убрать мусор, принесенный ветром к порогу. Но сегодня, не успев прикоснуться к калитке, она услышала пение.
— «Я вышел в поле майским утром…»
У Элен заколотилось сердце. Она бросила корзины на дороге и побежала к входной двери.
— Адам! Адам, это вы?
Пение прекратилось, и кто-то открыл дверь.
— Адам! — радостно воскликнула она. — Как хорошо, что вы вернулись!
Он улыбнулся в ответ и прикоснулся к кепке:
— Добрый день, мисс Элен.
— Адам! Я же просила…
— Прошу прощения, Элен. Привычка.
Но улыбаться он не перестал.
Девушка заметила на Хейхоу пальто и кепку, и ее радость немного померкла.
— Как? Вы уже уезжаете?
Он покачал головой:
— Ну что вы. Просто иду к Рэндоллам. Тут все так промерзло, что зуб на зуб не попадает. Сьюзен Рэндолл сказала, что приютит меня на ночь. — Он посмотрел на Элен. — Прогуляйтесь со мной, ладно? Я должен о многом вам рассказать. Два с половиной года — большой срок. Составьте мне компанию.
— Два с половиной года… — медленно повторила Элен.
Она забыла, как давно Адам Хейхоу уехал из Торп-Фена. С недавних пор она часто теряла счет времени; недели и месяцы сливались воедино, и их нельзя было отличить друг от друга.
— Адам, вы ничуть не изменились. Не то что я. Превратилась в старуху…
— В старуху? Да бог с вами.
Лицо Хейхоу осталось серьезным. Элен обрадовало, что он не повторил всегдашние слова отца: «Элен, ты еще девочка».
— Вы такая же красивая, как прежде. Только немного усталая. Оно и понятно — следить за таким огромным домом, убирать его и церковь…
— Пустяки. С этим справился бы кто угодно. Дома мне помогает служанка, а всю тяжелую работу в церкви делает миссис Ридмен. У меня это не слишком хорошо получается. На прошлой неделе забыла купить керосин, и нам пришлось обедать в темноте.
— Вы пойдете со мной? — спросил Адам.
Элен кивнула и пошла к дороге.
Хотя до вечера было еще далеко, уже начало темнеть. Элен посмотрела на крытые соломой хижины и вздрогнула.
— Вам холодно, любовь моя?
Ласковое слово согрело ее. Она покачала головой:
— Нет. Дело не в этом. Эти дома… У них черные окна. Мне кажется, что за ними что-то происходит.
На нее смотрели глаза, кто-то шептался, прикрыв ладонью рот. Иногда глаза принадлежали не людям, а язык, на котором шептались, был неузнаваемым.
Адам мягко сказал:
— Когда я был мальчишкой и боялся темноты, мне было страшно даже по нужде выходить. Но мама велела мне представить, что за дверью стоит слон. Конечно, я видел слона только на картинке — большое глупое создание, уши хлопают, из хобота фонтан хлещет. Такого зверя бояться невозможно. Когда я выходил из задней двери, то начинал искать взглядом огромное, смешное и безобидное существо. И перестал бояться.
Адам взял ее за локоть и повел по изрытой тропинке.
— Элен, представляйте себе, что за окнами стоит слон. Или кто-нибудь смешной.
— Куры. Я буду думать о наших курах. Никто не боится кур.
Она почувствовала, что вот-вот истерически расхохочется, и заставила себя сдержаться.
— Адам, расскажите, чем вы занимаетесь. Вы нашли работу?
— Сначала это было трудно. Ужасно трудно. В первые месяцы я часто ночевал в канавах или под забором. Вообще-то в этом нет ничего страшного — со мной так частенько бывало, когда в молодости я бродил по стране. Только на пустой желудок это куда труднее. Но это меня подстегнуло. Нужно было найти работу прежде, чем я превращусь в настоящего бродягу. Поэтому я принаряжался и стучал во все двери. Предлагал ремонтировать оконные рамы, чинить заборы — в общем, все, что угодно.
Они пошли по узкой тропинке через поле. Адам протянул Элен руку и помог подняться на приступки.
— А потом мне повезло. У одного джентльмена была пара красивых старинных кресел, им требовался ремонт, и я предложил их починить. Пришлось слегка надавить на него — сказать прямо, что я хороший краснодеревщик, — и он согласился дать мне попробовать. Я постарался и полностью сохранил резьбу. Тогда он свел меня с одной леди, у которой был небольшой магазин в Брайтоне.
— В Брайтоне! — воскликнула Элен. — Это же так далеко…
— Красивое место. Правда, немного шумное. Я был там много лет назад, перед отправкой на фронт. Купался в море.
— А я никогда не видела моря… Адам, расскажите мне о нем. Расскажите, какое оно.
Он остановился на краю поля и немного помолчал. Небо темнело, на нем можно было заметить первые яркие звезды. На поле наползали тени.
Наконец Хейхоу медленно сказал:
— Оно никогда не бывает одного и того же цвета. То оно голубое, то зеленое, то серое — каждый день разное. А волны плещутся о камни, словно ветер шелестит в камышах. Оно такое большое и сильное, что ты чувствуешь себя маленьким. Но это приятное чувство.
Будь Элен одна, она ни за что не стала бы стоять в чистом поле, за которым начиналось безбрежное болото, поросшее тростником. Девушка знала, о чем говорил Адам: «Оно такое большое и сильное, что ты чувствуешь себя маленьким». Но обычно это пугало ее.
— Наверно, это очень красиво, Адам.
Тут поднялся ветер и заглушил ее негромко сказанные слова. Они пошли дальше.
— Так вот, эта леди — ее фамилия Уиттингем — искала столяра-краснодеревщика, который мог бы починить необычную мебель. Два парных столика, куда ставят китайские вазы. Жутко уродливых, противного темно-красного цвета с черным. Миссис Уиттингем дала мне поработать в задней части своего магазина, а когда я закончил, отправила меня к своему брату в Лондон. У него своя мастерская. Я сделал для него несколько вещей. — Полумрак не помешал Элен увидеть, что Адам улыбнулся. — Мне приходилось разговаривать с заказчиками и выяснять, чего они хотят. Забавные попадались типы… У одной леди была сиамская кошка, так она целый день ее таскала под мышкой, что твою кошелку. А один джентльмен в любое время дня ходил в халате, когда ни приди. Честно говоря, халат был красивый — блестящий, расшитый драконами, — но я никогда не видел этого человека в нормальном костюме. А еще у него на глазу было симпатичное такое стеклышко. — Адам покачал головой. — А сколько у них вещей! Драгоценности, безделушки, красивые картины… Не знаю, как они это выдерживают. Все забито. Сам я люблю простор. И не вынес бы, если мне пришлось волноваться из-за всего этого барахла.
Элен увидела, что в окнах фермы Рэндоллов горит свет.
