Она снова засмеялась, но я почувствовал, что мне удалось ее задеть.
— Какой ты милый, baby, — ответила она. — А я решила, что вчера мы действительно стали ближе…
Мне вдруг сделалось стыдно. Я подумал, что веду себя как баба. А она при этом — вполне как мужчина. Следовало быть насмешливым и легким. И еще — пикапно-суггестивным.
— Конечно стали, baby, — сказал я. — Я просто валяю дурака. Извини, baby… Кстати, насчет полицейского государства. Тебе не приходило в голову, что педофилия среди англо-саксов — не отклонение, а плохо скрываемая ориентация молчаливого большинства?
— Нет, — ответила Софи, — почему?
— А откуда иначе могло возникнуть такое обращение к половому партнеру — «дитя»? Что это за «baby», как не фрейдистская оговорка, повторяющаяся настолько часто, что она стала устойчивым выражением, гремящим в миллионах спален? Или даже не оговорка, а просто привычка, остающаяся от норвежского секса…
— А это что такое?
— Это когда с детьми доречевого возраста. Которые пожаловаться не могут. Отсюда и эта самоедская истерика. Этот яростный denial в трансатлантических масштабах…
Она неожиданно чмокнула меня в щеку — и засмеялась, когда я вздрогнул. Но я был уверен, что она меня не укусила.
— Вот именно, baby, — сказала она. — Насчет спален и половых партнеров я и хочу с тобой поговорить.
Я покраснел.
С целеустремленным собеседником, четко знающим, чего он хочет, очень трудно беседовать. Не помогает ни дурное настроение, ни язвительность. Ни даже поставленная руководством задача отстоять национальный дискурс.
— Ты хочешь помочь близкому существу? — спросила она.
— Зависит от того, насколько близко будет это существо, — сказал я. — И как долго.
Софи загадочно улыбнулась.
— Тебе понравится, baby. Обещаю.
— Что я должен сделать?
— Навестить вместе со мной спальню Дракулы.
— Зачем? — спросил я.
— Когда-то в этом замке хранился архив Дракулы. И его личные вещи. Считается, что архив погиб, когда схлопнулась Круглая Комната. Все пробирки якобы разбились, и препараты ушли в землю. Я уже говорила тебе, что это вранье. Архив Дракулы был уничтожен сознательно.
— А что именно хотели скрыть?
— Следы и свидетельства тех мыслей, к которым он пришел в конце своей жизни. Все его записи, дневники и даже личные вещи были спрятаны или сожжены. Кроме одного-единственного объекта.
— Какого? — спросил я.
— Картины. Которую нарисовал сам Дракула.
— Ты хочешь на нее посмотреть? — спросил я.
Софи кивнула.
— А зачем тебе нужен я?
— Видишь ли, спальня Дракулы — это запретное место. Она оборудована ловушками, которые разработал сам граф. Их можно пройти только вдвоем.
— Там есть видеонаблюдение?
— Как раз этого нет, — сказала Софи. — Никто бы не посмел. Да и не смог бы.
Было непонятно, откуда у нее такие подробные сведения. Девушка явно готовилась к поездке.
— Ловушки есть, а наблюдения нет?
— Именно потому и нет, что там ловушки, — ответила она. — Если бы там было наблюдение, наблюдателю пришлось бы спасать тех, кто в них попадет. Ну или как-то реагировать. На него легла бы ответственность. А если нет картинки, то нет и события.
Логика была вполне вампирической.
— А что за ловушки?
— Это не совсем ловушки… В общем, конечно, ловушки, но Дракула сам в них попадал почти каждую ночь. И не один. Я думаю, Рама, это именно то, чего тебе хочется…
Я сглотнул слюну.
— Так ты пойдешь? — спросила она.
— Когда?
— Сегодня ночью.
— Пойду, — сказал я решительно.
— Отлично, — улыбнулась она. — Я зайду за тобой в полночь. Не спи.
Все-таки какое глупое и доверчивое животное мужчина. Постоянно попадает в одну и ту же западню, которую, даже не скрываясь, кое-как плетет ему враждебное существо с холодной рыбьей кровью. Мало того, что попадает — сам эту западню ищет. Часто за большие деньги.
Я все-таки уснул.
Софи пришлось несколько раз постучать, чтобы поднять меня из гроба. Но, открыв дверь и увидев ее, я даже прикусил губу — так она была хороша. На ней был черный спортивный костюм, делавший ее похожей на ниндзя — или на заключенную из продвинутой и стильной тюрьмы где-нибудь в Скандинавии.
Она поманила меня в коридор.
— Не зайдешь? — спросил я.
— Некогда. У нас максимум три часа. Идем быстрее.
— Куда?
Она знаком велела мне молчать — и следовать за ней.
Мы быстро дошли до места, где ветка моего персонального коридора соединялась с остальным замком. Как я и ожидал, Софи направилась к главной лестнице.
Когда мы поднялись на выложенную разноцветными ромбами площадку, она поманила меня к узкой дверце с пожарной символикой — или тем, что я за нее принял.
Там были нарисованы языки пламени и висящий над ними шлем. Шлем походил скорее на каску римского легионера, чем на головной убор пожарного, но я подумал, что в вампирической автономии такое изображение могло сохраниться еще с античных времен — и я вижу сейчас подобие помпейского культурного пузыря. Поразительно, сколько исторических гипотез способны породить за короткое время возбуждение и страх.
За дверцей, однако, не оказалось ничего противопожарного. Я увидел кирпичную кладку, из которой торчали железные скобы, уходящие вверх и вниз. Ни пола,
ни потолка у ниши не было — это был аварийный лаз. Где-то далеко внизу — так далеко, что у меня наверняка закружилась бы голова, не будь я вампиром, — горела красная точка, похожая на огонек сигареты.
Софи протиснулась в дверцу и скрылась вверху. Я последовал за ней, но она поставила мне ногу на голову, чуть не сбросив в колодец.
— Закрой люк, — прошипела она.
Одной рукой было сложно это сделать, но я справился — и вокруг стало совсем темно.
Мы полезли вверх.
Лаз постепенно расширялся. Несколько раз Софи зажигала фонарик и оглядывалась по сторонам. Потом гасила свет и лезла дальше. Во время одной из таких остановок она наконец что-то нашла. Прижавшись к кирпичам, она ударила ногой в стену. Меня осыпало пылью. Софи ударила еще раз, и вокруг стало светлее. Открылась такая же дверца в стене, как та, через которую мы забрались в шахту.
— Вылезаем, — сказала она.
Мы оказались на другой лестничной площадке с полом из разноцветных ромбов.
— А почему нельзя было по лестнице? — спросил я.
