– Резать не резала, а в детстве через соломинку надувала, – неожиданно сказала Вера.
– Как интересно! Расскажите!
– Нет-нет! Иначе мы уйдем, – воскликнула самка Анна, которая испытывала иррациональную нелюбовь к пресмыкающимся и земноводным. – Я не желаю слушать про всякую гадость!
– Отчего же гадость, Анна Аркадьевна? В природе все прекрасно. – Базаров переводил взгляды с груди Анна на грудь Веры.
– Я прошу вас, Базаров, умолкните! – сказав это, Вронский вновь испытал чувство облегчения в брюшной полости. Он никогда не мог понять, почему приступы газовыделения накатывают на него волнами, ведь если газы скопились и не выпускаются, то деться им некуда и, соответственно, чувство распирания должно быть неотступным. Отчего же позывы периодически утихают?.. Нужно будет поинтересоваться этим у доктора Антона Павловича как-нибудь за бутылочкой бренди в самцовом разговоре.
– Ладно, я умолкаю, если вы не любите природу… – кивнул твердым отростком головы Базаров. – А как ваши экзерсисы с гвоздями, господин Рахметов?
– Да-да! – поддержала вопрос самка Анна и почувствовала, как очередная струйка пота пробежала у нее вдоль позвоночника. Все-таки в зале было слегка душновато. – Вы положительно свели с ума столицу этим увлечением! К чему оно?
– А вы еще не лежали на гвоздях, Анна Аркадьевна?
– Нет еще, но муж мой уже купил четыре фунта кровельных гвоздей и отрез толстого войлока.
– Не обязательно кровельные, можно которыми лошадей куют. Рекомендую-с. И без войлока можно обойтись, я через доску их набиваю.
– Жаль, здесь нет Антона Павловича, можно было бы спросить его об отношении медицины к вашим йогическим практикам, – напряжение мелких мимических мышц на лице Вронского выдавала его скепсис. – Думаю, он не одобрил бы использования дикарских истязаний для белого человека, к таким кунштюкам отнюдь непривычного. Антон Павлович балуется написанием рассказиков, думаю, он еще вставит вас в одну из своих сатир. И вас, господин Базаров с вашими…
– Да мне уже Тургенев грозил.
– А Тургенев разве пишет? – удивилась Анна.
– Ах, Анна Аркадьевна, в России кто ж не пишет? Чего бы и Тургеневу не взяться?..
Анна вспомнила, что по столице ходили слухи о том, будто Тургеневу принадлежит один из самых больших публичных домов столицы, куда захаживал едва не весь высший свет столицы. Однажды Анна вошла в комнату, где ее супруг разговаривал с доктором Борменталем и услышала фривольную фразу последнего: «Уверяю вас, тургеневские барышни на диво хороши, весьма активны и вовсе не дороги!..» Увидев Анну, Борменталь смутился, но Каренина сделала вид, что не услышала его последней фразы… Задумавшись, она пропустила несколько фраз Вронского и очнулась только на его вопросе.
– А вы, кстати, читали новый романчик этого… – Отростками передних конечностей Вронский издал несколько щелкающих звуков. – Как же его, черта фамилия… ну он еще в Баден-Бадене проигрался вчистую. Да неважно… Так вот, прочел я его романчик. «Братья Ракомазовы» называется. Весьма недурственная вещица!
– О чем?
– Водевиль-с. И название городка, где происходит действие, соответствующее – Скотопригоньевск. Надо бы Антону Павловичу сказать, чтобы взял на заметку для своих сатир…
– В чем же интрига романа?
– Отец и сын любят одну и ту же даму простых кровей. Да к тому же отец жаден и сына содержать, как тому желается, не хочет. А вообще, у этого отца три сына, как в сказке – двое умных, а третий дурачок, блаженненький. В результате всех этих любовных приключений и разбирательств герои так запутываются, что отец оказывается убитым. А убил его, знаете кто?
– Кто-с?..
– Не иначе блаженный, а то интриги не будет, – скривил присоску Базаров.
– А вот и нет-с! Оказывается, был у отца еще один сын – незаконнорожденный, который работал слугой. Он и убил-с. Шарахнул старичка ступкой по кумполу!.. А старичок, между прочим, в это самое время любовницу ждал.
– А почему у братьев фамилия такая странная? Часом не татары? – предположил гвоздь вечера модный самец Рахметов.
– Да что странного? – Вронский достал квадратный кусок тканого материала и промакнул им свободную от шерсти площадку над органами зрения, которая была обильно увлажнена организменным рассолом. – Бывают Богомазовы, которые иконы пишут. А бывают, которые раки церковные расписывают и украшают. Отсюда и фамилия – Ракомазовы.
– Пожалуй, не стану читать, – Рахметов как бы невзначай вынул из складок искусственной шкуры гвоздь. – Французы такие романчики изготовляют с гораздо большим искусством и непринужденной легкостью. А наш небось рассуждениями перегружен в обычном русском стиле. Как зачнут философии выписывать, хоть святых выноси.
– Не без этого, – кивнул твердым отростком головы Вронский. – Половину, если не более, можно без ущерба для сюжета выкинуть, честно говоря. Но вы же знаете, у нас писатели любят тьму своей души на читателя взять да вывалить. Как будто читатель для того деньги платит, чтобы писателю исповедником служить… А вы, я вижу, гвоздок-то неспроста достали.
– Да уж не безмысленно. Хотел Анне Аркадьевне показать образец скобяного промысла, который к делу революции наилучшим образом приспособлен. Вот такие гвоздки, Анна Аркадьевна, помогут делу сокрушения старого мира и подготовке тела для мира грядущих битв.
– Да я и не собираюсь ни с кем биться. Разве это дамское дело?
– Ну, тогда просто так полежите, от радикулита очень хорошо помогает.
– От радикулита? – Вронский протянул переднюю конечность и взял гвоздь. – Двухвершковый?
– Точно так-с! Глаз-алмаз у вас. На один вершок доска, на один вершок торчит. Набиваете побольше и ложитесь аккуратно.
– Крови не будет?
– Обижаете-с!
– А у меня не получилось, – излучил звуковую волну самец Базаров. – На третьем десятке гвоздей доска лопнула вдоль.
– Есть такая проблема, – согласился Рахметов. – Поэтому многие и усовершенствуют мое изобретение, набивая гвозди в толстый войлок, наподобие кошмы, какую купил супруг Анны Аркадьевны.
– Да, купил-с. Со страхом жду, когда велит в нее гвоздей набить, – искривила присоску выпуклостью вниз самка Анна, дав тем самым знать, что ее информация не соответствует действительности, и никаких опасений она на самом деле не испытывает, а чисто шутит. Присутствующие из вежливости немного поиздавали немодулированные колебания.
– А вы не опасайтесь, Анна Аркадьевна! Тело нужно закалять. Давайте я вам покажу, насколько терпимо это мероприятие. – Рахметов взял своей левой конечностью любезно протянутую ему конечность Анны, а правой приложил острие гвоздя к ее коже и слегка надавил вдоль оси симметрии скобяного изделия. – Ну как-с?
– Приятного немного, но терпеть можно.
– Можно-можно, – встряла самка-спутница Рахметова Вера. – Особенно когда лежишь и знаешь, что тем самым страдаешь за народное счастье, приближая светлое будущее.
