Пока государь раздумывал над этой непростой этической проблемой, его мозг вновь отфильтровал половину тех сигналов, что посылал ему в хрящевые рефлекторы самец внутренних дел. И только когда пищевой комочек сам по себе упал вниз, государь испытал облегчение и вновь стал воспринимать поступающую информацию.
– …революции начинаются с мелочей, государь. А нынче брожение охватило едва ли не всю интеллигенцию российскую, которая спит и видит, когда случится революция и разбушевавшаяся голытьба начнет эту интеллигенцию грабить и вешать… Ваше величество, прошу прощения, у вас что-то на усах повисло… Нет, с другой стороны. Все, теперь хорошо.
– Благодарю вас… Но неужто все так жаждут катастрофы? И этот ваш доктор тоже?
– Наверняка-с. Неужто вы докторов не знаете? Первые бунтовщики!.. Хотя, возвращаясь к начатой мысли, хочу сказать, что именно он сообщил мне о вкусовой палитре. Ведь что придает вкус нашей пище? Четыре вещи, грубо говоря. Перец, соль, сахар и уксус. Все остальное – лишь различные сочетания этих четырех. Отваренное мясо без приправ безвкусно совершенно! А взять тот же салат, который вы мне рекомендовали и который, безусловно, выше всяких похвал… Что придает ему вкус? Уксус, присутствующий во французском соусе! Это основа вкуса в данном блюде. А все остальное – наполнители, лишь создающие оттенки.
– Однако, несмотря на свой научный скептицизм, вы, я знаю, покушать не дурак, и не зря имеете репутацию гурмана.
– Глубокое понимание жизни умом не избавляет тело от пристрастий. И в этой связи, ваше величество, у меня родился очень мудрый тост, каковой я попрошу вас категорически поддержать.
Ротовая присоска вождя выгнулась выпуклостью вниз:
– Что ж, если тост хорош, будет преступлением его не поддержать.
Субдоминант внутренних дел поднял емкость с отходами жизнедеятельности дрожжевых организмов:
– Все люди хотят быть счастливыми. Но что значит быть счастливым и жить хорошо? Как человек узнает, живет ли он хорошо или плохо? Да точно так же, как происходит процесс познания вообще: все познается в сравнении! Чтобы узнать, длинна ли палка или коротка, ее сравнивают с другой палкой, именуемой линейкой. И в данном случае линейка – сравнительная мера длины. Длину сравнивают с другой длиной. И везде поступают подобным образом. Чтобы узнать, много ли в сосуде жидкости, его объем сравнивают с другим объемом – мерным. Чтобы понять величину отрезка времени, его сравнивают с эталонными временными отрезками, которые отмеряют наши недремлющие брегеты. Соответственно, чтобы понять, хороша ли моя жизнь, я соразмеряю ее с жизнью других людей и вижу: в сравнении с этим человеком моя жизнь очень хороша, а в сравнении с другим – дурна. И чем больше людей, в сравнении с которыми наша жизнь представляется нам хорошей, тем лучше наша жизнь объективно – по результату измерения. Видя, что жизнь наша удалась, мы вполне можем осознавать себя счастливыми, ибо у нас есть к тому все основания. А это значит, что чем больше людей живут плохо, то есть хуже нас, тем счастливее мы! Так выпьем же за чужие страдания, которые делают нас счастливыми!
Государь, не найдя изъяна в этом рассуждении, улыбнулся и поднял емкость с жидкостью, содержащей отходы.
С Анной случилось то, что периодически случается со всеми самками ее вида – ее прохватила сильная эмоциональная привязанность к определенному самцу. Включился мощный природный механизм, ответственный за репродукцию, которому тонкая кора головного Анниного мозга со своими наносными заморочками сопротивляться не могла. И однажды Анна решилась – она позволила чужому самцу впрыснуть в свое тело белковую суспензию.
Конечно, развитая социальность требовала от Анны категорического запрета на сторонние коитальные отношения, но животный процесс копуляции сопровождался у теплокровных млекопитающих выбросом такого набора веществ, сходных по действию с наркотическими, который воспринимался особями как великий праздник эмоциональной сферы и был одним из главных раздражителей чувствилища. Короче, Анна не смогла отказать копулятору.
Процесс копуляции начинался обычно со взаимного соприкосновения присосок, венчающих ротовые полости. С помощью легочных мехов в означенной полости создавалось отрицательное давление, и присоски крепко прижимались слизистыми оболочками, раздражение которых воспринималось особью как приятное ощущение.
Затем следовал этап сброса искусственных шкур, которые препятствовали качественной копуляции. После сброса самец и самка, как правило, принимали горизонтальное положение на деревянной станине и, периодически повторяя процедуру присасывания, начинали передними конечностями тереть перфорированные внешние покровы партнера в разных местах туловища. Натир также причинял особям большое удовольствие. Затем самцы, реализуя одну из самых глубинных программ мозга, изображали ритуальное кормление, припадая присоской к молочным железам самок. Заключительным этапом было трение слизистых оболочек органов размножения, после которого самец с помощью своего полового отростка впрыскивал белковый субстрат с организм самки.
Конструкция полового отростка самца была весьма остроумной. Поскольку отросток не был армирован костной тканью, для уверенного проникновения внутрь тела самки в него на период случки нагнеталась транспортная жидкость, после чего закрывались клапана, и половой отросток приобретал необходимую для инъекции упругость. К сожалению, любая неполадка в системе нагнетания или небольшой сбой в программном управлении процессом приводили к невозможности копуляции, а это с древнейших времен считалось страшным несчастьем и бедой всей жизни.
Любопытно также отметить, что у самцов, помимо копулятивной функции, половой отросток почему-то еще выполнял и функцию сброса отработанной жидкости, в то время как у самок для сброса отработки и совершения коитальных процессов были предусмотрены разные отверстия.
Именно в описанной выше последовательности все происходило в первый раз и у Анны с Вронским. Началось с взаимного присасывания, после сброса тканых материалов присасывание сменилось символическим кормлением и завершилось двумя минутами фрикций с финальным впрыском биоматериала. Фрикционный процесс Анне понравился особо, и уже вскоре после первой тайной встречи с Вронским она согласилась на вторую, третью и четвертую. А потом стала задумываться, как бы сделать так, чтобы самец скрещивался с ней каждый день.
Анна даже размечталась о том, чтобы Огромный Колдун прервал жизненный цикл Каренина пораньше, тогда бы они с Вронским могли совершить социальный символический акт, результатом которого стало бы признание иерархией их копуляции вполне законным мероприятием. Но она тут же устыдилась этой мысли, иными словами в ее голове произошел конфликт двух программ, одна из которых желала устранения препятствия в получении ежедневных удовольствий, а другая, социально вложенная, запрещала желать прерывания жизненного цикла любым особям своего вида. Анна подумала об Огромном Колдуне, который все видит и наверняка накажет ее за подобные мысли, не говоря уж о действиях. Она вспомнила, что в своде мифов говорилось следующее: согрешил даже тот, кто помыслил о том, чтобы согрешить!.. Огромный Колдун наверняка уже готовит ей место в пыточной камере на веки вечные. Но тут Анна вспомнила последнюю светскую беседу и смелые мысли молодых самцов о том что, возможно, никакого Огромного Колдуна и вовсе не существует! Анне было сложно с этим согласиться, поскольку к существованию Огромного Колдуна она уже привыкла и не представляла себе мир без него.
