Телевизор все показывал кладбищенскую толпу в темных длинных пальто, и мальчик-комментатор бормотал какую-то невнятицу — мол, был покойный Мухин борец, творец, отец и всякое такое прочее, и за это, мол, он и поплатился, и хотя нет прямых доказательств, но следствие все же надеется. Помянуты были прочие знаменитые покойники — Старовойтова, Холодов, Листьев.
Какая ужасная судьба — и после смерти оставаться знаменитым, «склоняемым», «употребляемым» в репортажах, каждый раз под новым соусом. Соус включал все необходимые ингредиенты — немного «страданий за правду», немного «борьбы за свободу слова», немного «бессилия власти» — и употреблялся в соответствии с требованиями текущего момента.
Комментатор все бормотал, и под его аккомпанемент Иннины слезы все лились и лились — она не обращала на них внимания, еще не хватает! Они прольются и перестанут, подумаешь!.. Она сильная и храбрая, а не какая-то там размазня.
Камера выхватила из толпы вице-премьера, «самого-самого». «Самый-самый» что-то быстро говорил на ухо соседу, плотному, темноволосому, очки — два стекла без оправы.
Инна вдруг напряглась так сильно, что пришлось поставить на стол бокал — что-то очень знакомое было в том, как этот, плотный и темноволосый, наклонял голову, как бы чуть вправо, как бы немножко насмешливо. Потом он снял очки и посмотрел прямо в камеру — очень темные глаза, стена, а не глаза, тяжелый подбородок, словно каменный рот.
Слезы пропали неизвестно куда.
Он. Ну, конечно.
— Появление в Белоярске Александра Ястребова, — говорил тем временем комментатор, — многим показалось неожиданным и слишком многозначительным. До последнего дня не было известно, что именно он совсем недавно перекупил контрольный пакет акций «Белоярского Угля», из-за которого в девяносто третьем году в городе разгорелась настоящая криминальная война. Тогда Владимиру Адмиралову удалось разрешить все противоречия, и долгое время предприятие оставалось одним из самых доходных и стабильных в крае. По оценкам политологов, приход в край Ястребова может означать только одно — экономические интересы олигархов постепенно перерастают в политические амбиции. Это стало особенно заметно в связи с гибелью губернатора Мухина. По закону о выборах…
Александр Ястребов в телевизоре повел лобастой башкой, отвернулся от камеры.
Комментатор все бормотал, но и без его бормотаний Инне все стало ясно.
Вот он — будущий король, который «да здравствует!», который заменит того, что недавно умер. Потому и вице-премьер рядом с ним, да не просто какой-нибудь, а «самый-самый», чтобы всем сразу было видно, за кем та самая вожделенная, желанная «поддержка Кремля», практически пропуск в рай.
Все решено. Ни Якушев, ни Хруст скорее всего изменить ничего не смогут, как бы им этого ни хотелось — не видать им губернаторского трона. Пока они совещались — каждый со своими, — да собирались с силами, да заседали, да решали, все уже сделалось. Они еще только лестницы налаживать собрались, чтобы на трон забраться, кто быстрее и сноровистей, а над троном-то уже откуда ни возьмись появился вертолет, так сказать. С вертолета на трон попасть куда как проще, чем по лестнице карабкаться!
Инна потерла загоревшееся лицо и вытащила из ушей серьги, которые вдруг стали ей мешать. Бриллианты хищно полыхнули под электрическим светом.
Конечно, есть еще некое действо под названием «демократические выборы». В том смысле, что неизвестно, кого «выберет народ», за кого он проголосует, кому «окажет доверие».
На этот счет и существуют технологии, называемые политическими, суть которых сводится к тому, что возвести на трон можно кого угодно, если возводить по правилам и если для этого есть необходимое количество денег.
Это не хорошо и не плохо. Это — закон.
Инна все терла лицо.
Странно, что она не знала раньше. Странно, что в прессу не просочилось никаких слухов. Странно, что она вообще никак не соотнесла этого Ястребова, известного всем, и того, который спал в ее кровати, свесив до ковра загорелую волосатую руку.
Странно, что и об этом Ястребове она почти ничего не знала — не встречала в администрации президента и на каких-нибудь судьбоносных мероприятиях, и в край он никогда не приезжал, его деловые интересы простирались значительно севернее и западнее Белоярска.
Значит… значит, скорее всего теперь ей придется искать другую работу.
Осип Савельич умрет от смеха.
Телефон зазвонил так неожиданно громко, что Инна подскочила на диване, чуть не своротив со столика пузатый бокал. Кажется, нервы истончились до ниточек за сегодняшний вечер.
— Слушаю.
— Хотел сказать, Инна Васильевна, что ты очки темные в машине оставила.
Осип, собственной персоной.
— Какие темные очки?
— Свои. Завтра станешь искать, а они в машине.
— Осип Савельич, — сказала Инна с умеренной досадой, — я темные очки стану искать в мае месяце. До этого они мне точно не понадобятся. Ты зачем звонишь?
Осип завздыхал.
— Да… ни зачем. Так просто. Все там у тебя… в порядке-то?
— Все, Осип Савельич.
— Ну и хорошо. По телевизору тебя показали, видала?
— Видала.
— Ну и хорошо.
Опять молчание и вздохи. Инна тихонько хмыкнула — так, чтобы он не услышал.
— Тогда спокойной ночи, Инна Васильевна. До завтра.
— До завтра, Осип Савельич.
Вот какой заботливый у нее водитель, черт бы его побрал! А если она на романтическое свидание отправится, он тоже караулить станет, проверять, высказывать свое мнение, а потом допрашивать о впечатлениях?!
Она не ходила на романтические свидания с тех пор, как вышла замуж.
С тех пор, как развелась, у нее случилось одно свидание, но это еще большой вопрос, можно ли его назвать романтическим.
Теперь из-за этого свидания она не оберется проблем — как будто у нее их мало!
Каким-то образом она оказалась причастна к смерти губернатора и его жены — и сама не знала, каким именно.
Каким-то образом она должна немедленно во всем разобраться — хотелось бы знать, каким именно.
Каким-то образом нужно суметь ни разу не попасться на глаза Ястребову, иначе она потеряет работу гораздо раньше, чем он окажется на престоле, — или она ничего не понимает в людях! Таким, как Ястребов, не нужен никакой «компромат» в непосредственной близости от себя. Он проглотит ее и даже не заметит, что проглотил.
Отряд не заметил потери бойца.
Инна решительно встала с дивана и отнесла в раковину бокал — она терпеть не могла беспорядка. Поднялась на второй этаж и с наслаждением вылезла из черного траурного костюма — давно б ей догадаться его снять!
Тоник спал на ее постели, да не просто на постели, а на самой подушке, раскопав покрывало так, чтобы лежать именно на чистеньком, пахнущем утюгом и свежестью белье.
