Елена Малышева сдержанно советовала подготовить детей к первому сентября — не только в смысле портфеля и пенала, но и в морально-психологическом.
Инна прочитала про детей до конца.
Дальше что?
Джина вдруг перестала мыться, навострила уши и посмотрела на Инну. Зрачки у нее были странные — как будто поперек глаз.
— Ты что? — спросила Инна. Почему-то ей вдруг стало страшно.
И тут ударил по нервам дверной звонок.
Ладони стали влажными и словно чужими. Сердце сместилось куда-то вверх и затрепыхалось так, что воздух завибрировал в горле.
Джина настороженно смотрела на дверь.
Быстро и бесшумно ступая по газетам в носках, связанных бывшей свекровью, Инна пошла к двери.
Осип?.. Он не стал бы звонить в дверь, прежде позвонил бы по телефону.
Подруга Арина три дня назад улетела в Москву и должна вернуться только через неделю. Местные белоярские знакомые тоже не приходили к ней просто так — «охраняемая зона» к этому не располагала.
Тогда кто?..
Тут же навалилось все — и горничная Наташа, и темная машина, и шепот губернаторской дочери, и черная дыра в виске вдовы, и ее собственный побег из «мертвого дома», опрометью, по-заячьи.
Инна подошла к двери и прислушалась. Ничего. Только метель трется о стены.
Звонок снова зазвонил, и холод продрал ее от макушки до пяток в шерстяных свекровиных носках.
И тогда решительно — все-таки она почти никогда и ничего не боялась или заставляла себя не бояться — она открыла внутреннюю дверь, вышла в «сени» и распахнула дверь наружную.
— Инна Васильевна?..
Она отступила, чуть не поскользнувшись на холодном полу.
И голос, и человек показались ей совсем незнакомыми.
— Да.
— Разрешите… мне войти?
И тут она узнала.
Ястребов Александр Петрович, только что виденный в новостях.
— Входите, Александр Петрович.
Она пропустила его в дом, мельком глянула на улицу, в метель, и закрыла дверь.
В ушах тоненько звенело. От метели, наверное.
— Прошу прощения, что так поздно.
— Ничего.
Он стащил с плеч куртку, и пристроил ее на вешалку, и посмотрел вопросительно.
Инна стиснула кулак и тут же заставила себя его разжать — что еще за дамское волнение!..
— Мне нужно с вами поговорить, — объявил Ястребов. Вид у него был сердитый.
— Именно сегодня?
Она не была готова к разговору и, что хуже всего, не могла понять, о чем именно он хочет с ней говорить. До сегодняшней программы «Время» он был фантомом, тенью, приключением, случившимся с ней в самый плохой день ее жизни.
Она и не вспоминала о нем, потому что навалились тревожные и страшные дела, которые заняли все ее мысли и чувства.
Нет, вспоминала, конечно, вдруг подумала она, увидев, как он сел на диван и зачем-то подтянул рукава темного свитера — открылись смуглые волосатые руки.
— Хотите чаю? — нервно спросила она и возненавидела себя за эту нервность — как институтка.
— Нет, спасибо.
Как нет?! Когда приходят после десяти в дом к незнакомой — если не считать проведенной вместе ночи! — даме, отказываться от чая никак нельзя. Что тогда делать, если не чай пить?!
— Может быть, кофе?
Ястребов посмотрел на нее — глаза были очень черными.
— Ну, давайте кофе.
Не «ну, давайте», а «спасибо вам большое», вот как надо сказать! Но поправлять его Инна не стала — еще что!
— А… курить у вас можно?
Она не любила, когда у нее в доме курили, потом плохо спала, мучилась головой, но не разрешить ему почему-то не смогла.
Нет, не почему-то, а потому, что вновь почувствовала собственную институтскую робость перед ним, опять поправила она себя.
Он встал и пошел куда-то, мимо нее. Она изумленно проводила его глазами. Он вытащил из кармана куртки сигареты. Куртка немедленно свалилась с вешалки, и он с досадой сунул ее в кресло, пристраивать обратно не стал.
Что делать дальше, она решительно не знала.
Ах да. Кофе варить.
Не говоря ни слова, она ушла на кухню, зажгла газ и поставила в центр синего пламени крохотную армянскую турку. Кофе в ней получалось ровно два глотка.
Ее все тянуло посмотреть, что там, в глубине ее дома, делает Александр Петрович Ястребов, и она останавливала себя — очень строго.
Зачем он пришел?!
Что вообще происходит в последнее время вокруг нее — мистика какая-то!
— Инна, давайте… проясним ситуацию.
Газ полыхнул и погас — она хотела всего лишь уменьшить пламя и промахнулась. Ястребов посмотрел на турку, выдвинул стул и сел, как пришлось, прямо в центре кухни, очень неудобно.
Инна щелкнула кнопочкой, зажгла газ. По стенкам турки изнутри поползли шустрые пузырьки.
— О… какой ситуации вы говорите, Александр Петрович?
Господи, как же она его называла, когда занималась с ним той самой преступной любовью?
Саша?! Шурик?! Господин Ястребов?!
Вдруг ей стало так смешно, что она с утроенным вниманием уставилась в турку — как там шустрые пузырьки?
— Я хотел бы, чтобы наша с вами встреча осталась… не доведенной до средств массовой информации, потому что мне предстоит… большая работа в крае.
Ого!..
Позабыв про пузырьки, она повернулась к нему и спросила вызывающе:
— То есть вы опасаетесь, что я возьмусь вас шантажировать и наш с вами одноразовый секс станет достоянием гласности?
Вот так. Еще в восьмом классе на школьной столярной практике она научилась забивать гвозди одним ударом: раз — и по самую шляпку.
«По самое не балуйся», как стали теперь говорить.
Ястребов Александр Петрович при упоминании одноразового секса так напрягся, что даже шея покраснела.
— Я не имел в виду… первую встречу. Я имел в виду… сегодняшнюю.
Она язвительно молчала, смотрела ему в лоб. Лоб тоже медленно покраснел.
— Инна, не мне вам объяснять, что обстановка в крае… серьезная.
— Вы хотите обсудить со мной обстановку в крае?
— И ее тоже.
— А политическую ситуацию в стране в целом?
Он помолчал.
На что он надеялся, когда, отвязавшись от охраны и разного рода деятелей, которые лезли к нему со всех сторон, отправился к ней? Кажется, у него была какая-то конкретная и ясная цель, он даже несколько раз подряд сформулировал эту цель про себя — чтобы не забыть и не упустить ненароком.
