В этом смысле — она задумчиво оглядела помятый диван, который еще не отошел от испытаний — все у них с мужем было очень живенько, и где-то даже мило, и так же отличалось от только что пережитого, как высадка на Луну отличается от ее имитации в ванне с водой.
И с этим теперь придется жить!..
Она натянула свитер и джинсы прямо на голое тело и обнаружила его за дверью, уже полностью одетого. Он глубокомысленно рассматривал стены, как и тогда, в первый раз. Очевидно, ему тоже было неловко.
Они прогнали с его куртки кошку Джину и попрощались с торопливым облегчением.
Он сбежал с крыльца, и под фонарем она еще увидела его голову, мелькнувшую на уровне высоких окон, а потом он канул в метель, как будто его и не было.
Она постояла у окна, а потом пошла на кухню, где остался его запах — табака и французского одеколона, — решительно ополоснула его чашку и сунула на полку, чтобы не маячила перед глазами, ни о чем не напоминала.
На столе лежали сигареты и зажигалка. Инна искоса на них посмотрела, ей не хотелось брать это в руки.
Завтра уберет, а пока пусть так.
Она открыла воду в ванну, с брезгливостью кошки Джины отнесла в корзину лифчик и трусики и опять посмотрела в окно.
Конечно, его там не было. Странно было бы, если бы он продолжал там стоять, но она почему-то была уверена, что увидит его, и сильно расстроилась, когда не увидела.
Совсем ты, матушка, рехнулась, сказала она себе.
Горячая вода привела ее в чувство, и она долго лежала, ни о чем не думая, отдыхая от всех сегодняшних переживаний и потрясений.
Она была уверена, что ни за что не заснет этой ночью, и уснула, едва только пристроила на подушку голову — неподалеку от кота Тоника, который так за весь вечер и не спустился вниз, чтобы посмотреть, что такое происходит в его доме.
Ее разбудила горничная Аделаида Петровна, вернее, зычный голос, которым она созывала котов к завтраку.
— Кысь-кысь-кысь, — надсаживалась Аделаида Петровна, — кысь-кысь!
Иннины кошки терпеть не могли, когда их звали «кысь-кысь», как каких-нибудь безымянных, и на призывы не откликались. Они, конечно, снизойдут до завтрака, но только когда непонятливая Аделаида, которая не догадывается позвать их по имени, уберется из кухни.
Инна улыбнулась и с головой накрылась одеялом. Еще десять секунд.
Десять секунд тишины, и темноты, и покоя, а потом — утро, как прыжок в холодную воду.
— Кысенька! — возликовала внизу Аделаида. — Иди, кысенька, я тебе рыбки принесла! Кысь-кысь!..
Инна про себя досчитала секунды, далеко откинула одеяло — так, чтоб уж не было пути назад, — и потащилась в ванную, волоча за собой халат. Халат ехал по кисельной розе с тихим шуршанием. На втором этаже кисельных роз тоже хватало.
Спустя двадцать минут она уже была похожа на человека и даже успела накрасить перед зеркалом правый глаз. Полюбовавшись на наведенную красоту, она принялась за левый, вдруг вспомнила и усмехнулась.
Однажды у нее брали интервью для какого-то дамского журнала — очень солидного. Инна Селиверстова предлагалась в разделе «Бизнес-леди», хорошо хоть не «Шесть основных правил секса» или «Как убедить его жениться». Очень молоденькая, очень ухоженная, очень душистая и пушистая девочка приехала с утра к ней в офис на интервью. Первым делом девочка выложила на стол перед Инниным носом связку автомобильных ключей с символикой «Лексуса», затем шикарно пристроила ножку на ножку, посверкала идеальной улыбкой, долженствующей означать, что «мы, мол, тоже не лаптем щи хлебаем, может, ты и большой начальник, зато мне двадцать два года и любовник у меня — будь здоров!»
Инна дружила с журналистами, умела с ними общаться так, чтоб и нашим, и вашим — и свои интересы соблюсти, и их почесать за их острыми журналистскими ушами, а тут не устояла. Слишком велик был соблазн, да и эдакое женское взыграло. Через сорок минут пушистая и душистая убралась восвояси — к двери задиком продвигалась, не смея повернуться к Инне спиной, и ключи прибрала, которые вроде бы уже не сверкали так победительно, и улыбка чуть-чуть полиняла.
Да и статья получилась — первый класс. Жаль, что ее нельзя было назвать «Идиотка», ибо она уж заранее называлась «Бизнес-леди», да еще из уважения к памяти Федора Михайловича. Согласно данному опусу, Инна каждое утро делала часовую гимнастику — хатха-йога, поза лотоса, стойка на голове, укрепление внутреннего «дао», а может быть, «инь», а может, и «ян», кто его знает. Затем на «Мерседесе» с охраной из пары-тройки джипов, полных добрых молодцев, ехала руководить. Поруководивши малость, отправлялась в бассейн и в тренажерный зал. Немного спорта, потом еще немного чаю из трав, затем совсем немного — хлеба из неочищенных злаков. Под вечер — закрытый показ открытых мод, премьера в «Современнике», ужин в «Метрополе». Затем — здоровый сон.
Про десять нерасчетных секунд с одеялом на голове, про ненакрашенный глаз, про кошек, про «казенный дом», про ночь с полузнакомым мужчиной, про ноги, сведенные ледяной судорогой от усталости и каблуков, в статье не было ни слова.
Ну и слава богу.
Инна докрасила глаз, будь он неладен, посмотрела оценивающе — ровно ли, произвела необходимые буровые работы в гардеробной и спустилась вниз «полностью готовая», как пишут в английских романах.
— Инна Васильевна, — озабоченно застрекотала Аделаида, — я вот тут списочек принесла, так вы взгляните, будьте добреньки, все ли на месте.
— Какой списочек?.. — рассеянно спросила Инна.
На столе стояла кружка, из которой она всегда пила по утрам чай, а рядом лежали сигареты и зажигалка Ястребова.
— Списочек вашего белья, — выпалила Аделаида, положила в кружку пакетик и залила кипятком. — Все ли на месте.
Инна очнулась от созерцания сигарет и уставилась на горничную:
— Какой… списочек белья?
— Так вашего же! Вот тут у меня все записано. Глядите. — Зашелестели тетрадные страницы, вынутые из кармана форменного платья. На страницах стояли номера и какие-то иероглифы. — Вот. Комплект бежевый «Лиз Шармель». Остался в Москве. Комплект черный «Кристиан Диор»… отдан в стирку. Комплект фисташковый…
— Я не понимаю, — остановила ее Инна. Она и вправду не понимала. — Что за комплект? Кто остался в Москве?!
— Да боже ж мой, да комплект вашего белья. Бюстгалтэр и… трусики.
Первое слово было произнесено с известным шиком, а на втором Аделаида стыдливо запнулась.
— Вы его в этот раз не привозили, оставили в Москве, стало быть. Вот и пометочка у меня — «М», это значит в Москве, а фисташковый, стало быть…
— Вы… переписываете мое белье?!
Аделаида заморгала и свернула «списочек».
— Так обязательно, — тараща от старательности и преданности глаза, призналась она. — Так как же ж я тогда узнаю, что где?! Вещи недешевые, за ними глаз да глаз, а вы то и дело в разъездах, спросите с меня, а я и не знаю! Еще подумаете чего, а у меня в списочке все по местам, все по номерам. Вот черный, к примеру, тот раз в Москве остался, а этот раз приехал. Комплект то есть. А фисташковый…
