Вынырнув и подняв голову, Сланцев глянул на Ланина и сказал неожиданным севшим голосом, что ведущим этой новой передачи, программы будущего станет, конечно, Михаил Львович, хотя он как-то увлекся и забыл, что есть у него для Ланина еще одно, совершенно отдельное предложение — запустить цикл об экстремальном туризме, стать продюсером этого цикла… Ланин подхватил, добавил, что у него есть несколько отличных ребят, инструкторов, водящих группы, которых можно будет подключить к проекту.
Он входил в кабинет, не зная, будет ли здесь работать следующей осенью, и закрывал дверь с тремя новыми проектами в кармане, хотя и с мокрой спиной. Он чувствовал себя пьяно и весело. Удалось! Сплавал — и победил. Ах, как хотелось теперь Ланину, стряхнув с себя неоново отсвечивающую воду, весь этот морок и бред, сейчас, когда было уже не так нервно, явиться Сланцеву да хоть во сне и ровным, тихим тоном старшего объяснить, как все обстоит на самом деле. Он шел вниз, по лестнице, аккуратно считая ступеньки, надо было размяться. Шел и бормотал, никак не мог остановиться, смерч говорения вдруг захватил его.
«Эх, Андрей Григорьевич, Андрей Григорьевич, хотя позволь просто: Андрюха, да, я сыграл с тобой в твою игру, в твои побрякушки, ты и обрадовался, даже глупенько подмигнул мне в конце: «Михаил Львович, а вы — протолкнутый». И засмеялся, раскраснелся. Пацан! Завтра тебя здесь не будет, а мы так и будем топтать эти коридорчики, потому что знаем: подлинная современность, злободневность — традиционна и не современна. Самая модная программка, ток-шоу, игра или что там еще все равно должны фиксировать архетип, мужик — баба, убийца — жертва, предатель — герой — вот они, омытые дождями и ветрами веков, просоленные крестовинки. Мы только наносим на них свои серебристые полосочки, натягиваем парчовые шапочки и черевички, чтобы помочь продюсерам, зрителям забыть: самое современное и модное — это всего лишь раскрашенная древняя крестовина.
Он очнулся неподалеку от буфета, на втором этаже, вот куда привели ноги. Увидел, как из него выходит мускулистый курчавый ведущий ток-шоу об автомобилях — ну да, время обеда, а за ним когда-то довольно близко Ланину знакомая редактор из передачи про моду на их канале. Редакторша мило с Ланиным поздоровалась, остановилась на минутку поболтать. Заговорили, конечно, о новом начальстве — Ланин признался, что как раз оттуда и, не раскрыв, о чем говорил со Сланцевым, тем не менее дал понять, что иметь с ним дело вполне себе можно. Тут в кармане у него зажужжала эсэмэска, он едва заметно вздрогнул, подумал, что это пишет, конечно, она, и простился с редакторшей, про себя порадовавшись своему умению со всеми оставаться друзьями.
Эсэмэска была коротенькой и состояла всего из двух слов, но таких простых и важных, что его окатило жаром. В буфет он входил с улыбкой. Буфетчица приняла улыбку на свой счет и чуть зарделась — она выделяла Ланина из прочих, ценила за солидность и доброжелательность, любила его ласковый и внимательный взгляд, его редко менявшиеся, но неизменно смешившие ее шутки и всегда давала ему понять, что помнит его привычки. Сегодня, правда, Ланин не шутил и глядел рассеянно, только вот улыбнулся, теперь она уже сомневалась — ей ли? Что ж, заработался человек, все равно налила ему зеленый жасминовый чай, как он любил.
Ланин потихоньку отхлебывал чай, вспоминал разговор со Сланцевым, но теперь уже вперемешку с мыслями о Марине. Точно та миниатюрная массажистка в Санья, поставившая его на ноги после страшно несвоевременного (каждый день съемки — на вес золота) ревматического приступа и за три сеанса омолодившая его лет на двадцать. Марина, такая же маленькая, хрупкая, тоже размяла его, сделала юношей, оживив ту часть души, о которой он и не подозревал, что она существует, жива. Оттерла мертвую тушу своим восхищением, преданностью, мимолетными поцелуями эсэмэсок. И сейчас, сидя за чайничком чая, он испытывал благодарность. Написал коротенькое послание, тут же получил ответ, написал снова. Ответ. Отправил свое. Все. Дальше нельзя. Желание уже лизало прибой, а нужно было еще работать. К тому же и потерпеть осталось всего несколько часов, после обеда у них была назначена встреча — Марина заказала отель.
После странного того звонка и предложения — смешно сказать — себя в виде жены, почти неделю они молчали, но он, он первый прервал паузу — соскучился, а что? И она простила, согласилась пока так, значит, согласилась, вот даже заказала им первый раз в жизни номер. Ланин уже бежал вниз, к гардеробу, — нужно было спешить на заседание оргкомитета новорожденного кинофестиваля, в «Галерею» на Тверском бульваре, домчаться предстояло за пятнадцать минут.
СОСТОЯНИЕ ПОГОДЫ
Вчера с утра из-за туч несколько раз проглядывало солнце; в 10-м часу шел редкий, но большими хлопьями снег, после чего хотя и прояснилось, но затем небо заволокло густыми тучами, и в 12-м часу начал идти мелкий, частый дождь, который и продолжал перепадать с небольшими перерывами до позднего вечера. Реомюр рано утром показывал 3 градуса холода, днем ртуть поднималась до 4 градусов тепла.
Глава восьмая
На встрече в «Галерее» Ланин слишком нервничал — думал о предстоящем свидании, слушал вполуха, в основном молчал и даже сбежал раньше — все было ясно и так, все решено в целом, для нюансов он был не нужен. Теперь Михаил Львович медленно приближался к месту их встречи, небольшому частному отелю в самом центре города, недалеко нарядного Дома Пашкова.
Он давно уже намекал ей на эту возможность — снять в гостинице комнату на часок — но прежде Тетя только фыркала: в номера? Он отступал, однако встречаться — удел многих — им было все-таки негде. Приятель из National Geographic уезжал все реже — то ли у него с журналом, то ли у журнала с ним возникли проблемы. Ланин мог, конечно, снять недорогое жилье, какую-нибудь дурно обставленную однушку возле «Савеловской». Но это означало бы, что их связь обрела стабильность, что он действительно завел себе если не вторую жену, то постоянную и теперь обязан с ней регулярно встречаться (не пустовать же жилью). Но нет! Ему нравилась в их отношениях как раз непредсказуемость, подростковая нервность, а вместе с тем необязательность всего, что между ними происходит, его приятно тревожила полуслучайность их встреч, каждая из которых могла стать последней.
В этих вечных импровизациях и борьбе за кусок московского пространства было гораздо больше творчества, свободы, чем в унылых запланированных пересечениях. Всегда в точке А. Так что какая уж тут квартира? Трудности Ланина скорее бодрили, позволяли ощутить себя живым и почти юным. Ему снова было не пятьдесят, не сорок, даже не тридцать семь — двадцать восемь…
Так весело и совершеннейшим молодым человеком Ланин провел эту зиму, каждую минуту которой был откровенно и простодушно счастлив. Счастлив, вот и все. Точно поняв, что это надолго — Тетя все-таки сломалась, впервые назначив ему свидание здесь, в отеле, строго по часам, с трех до пяти, сама сняла номер, оборвав его вопрос о деньгах и как обычно все объяснив: в пять тридцать Теплого забирать с кружка. Палеонтологического.
Он оставил машину на подземной парковке Торгового центра — эвакуаторы слишком жадно жали железную жатву, и, стараясь не опережать назначенного времени, неторопливо шел по тесной, заполненной людьми Моховой. День был пасмурный, оттепель казалась хмурой, текла без обычного при солнце сбивчивого веселого блеска и звона. Белые мутные капли срывались с крыши, норовя прыгнуть за шиворот, крепкие немецкие ботинки ступали в лужи, Ланин ничего не замечал. Предчувствие встречи согревало его.
