– Почему? Почему?! – не отставал от нее Нича. – Что случилось?
– Опоздала, – буркнула Соня. – Я думала, ты и правда обрадуешься.
– На самом деле опоздала? Как ты это поняла? Что ты увидела? Ты ведь не могла за это время доехать до города и вернуться!
– Это что, экзамен? Ты мне не веришь? Садись тогда за руль и сам едь, проверяй.
Соня резко отвернулась и пошла к лесу.
– Ты куда? – крикнул ей вслед растерявшийся Нича.
– Грибы собирать.
Нича пришел наконец в себя и бросился следом. Когда он поравнялся с Соней, пытаясь взять ее за вырывающуюся руку, из-за деревьев вышел отец.
– Голубки снова вместе, – широко улыбнувшись, сказал он.
Соня, вздрогнув, остановилась, а Нича сразу набросился на отца:
– Папа! А чему ты радуешься?
– Тому, что вы снова вместе, – убрал тот улыбку. – Или мне следовало заплакать?
– Но Соня не поехала домой!
– Я вижу. Но ведь она, я думаю, не просто так не поехала. Наверное, не смогла.
Несмотря на то что отец вроде как защищал Соню, та почему-то поглядывала на него с непонятным выражением лица, на котором читалось то ли недоверие, то ли даже неприязнь.
– Сонь, ты чего? – спросил Нича.
– Ничего, – буркнула та. – Спать хочу.
– Вот это мудрые слова, – снова улыбнулся отец. – Мы с Колькой как раз этим и начали уже заниматься.
– Нам надо скорей возвращаться, – хмуро сказала Соня. – Не до сна.
– Но ты ведь только что говорила, что хочешь спать?
– Мало ли что я хочу. Не все по охотке делается… – Сказав это, Соня вдруг нахмурилась, словно вспоминая что-то. Потом тряхнула головой и сказала: – Пошли.
– У вас есть план? – усмехнувшись, выдал отец фразу из популярного мультика.
– Нет у меня никакого плана, – не приняла шутку Соня. – Просто мы и так уже уйму времени потеряли.
– Вот что, девочка, – стал наконец серьезным отец. – Старший здесь я, и давайте-ка я буду принимать решения. Иначе мы уподобимся известной троице из басни Крылова, и воз наш далеко не уедет. Такой вот хард-рок.
Соня, вспыхнув, собралась что-то возразить, но поняла, видимо, правоту этих слов. Сам Нича тоже это прекрасно понимал.
– Ну, вот и хорошо, – внимательно посмотрев на них, сказал отец. – Тогда идите в лесок и ложитесь спать. На согретое, так сказать, местечко.
– А ты? – заморгал Нича.
– Мне что-то без крыши не спится. Я лучше в машину пойду.
Он развернулся и потопал к маршрутке. Нича посмотрел на Соню. Девушка стояла, опустив почему-то глаза.
– Пошли? – коснулся ее ладони Нича. На сей раз Соня не стала отдергивать руку и молча кивнула.
* * *
Они улеглись в мягкий мох. Нича не выпускал Сонину руку. Оба молчали. Тишина вокруг была настолько неестественно полной, что Нича не выдержал первым:
– Почему ты так странно смотрела на отца?
Соня высвободила ладонь и повернулась к нему лицом.
– Не знаю, – извиняющимся тоном сказала она. – Правда не знаю, Коль. Наверное, я просто расстроилась, что ты меня так встретил.
– Как? – приподнялся на локте Нича.
– Ну, так… Словно ты был мне не рад.
– Глупышоныш!.. – потянулся к ней Нича, но Соня отодвинулась.
– Нет, правда, ты был таким расстроенным. Будто сожалел, что не удалось от меня избавиться.
Нича все-таки дотянулся до Сониного плеча и привлек девушку к себе.
– Ты и правда глупышоныш, – прошептал он, касаясь губами ее уха. – Просто я очень-очень хотел, чтобы ты была в безопасности, чтобы с тобой все было хорошо. Ведь это для меня теперь самое-самое главное в жизни.
– Правда?.. – плотнее прижалась к нему Соня.
– Конечно, правда, – внезапно пересохшим горлом почти беззвучно произнес Нича. – Ведь я же люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, – ответила Соня. – Я буду всегда любить тебя.
Ничино сердце взорвалось горячим фонтаном. Незамутненным краешком сознания он вспомнил, как совсем недавно сравнивал с ним свое чувство к Соне, и отметил, каким же точным оказалось это сравнение.
Потом он не думал уже ни о чем. Он не заметил, как оказалась разбросанной по грязно-белому мху и повисшей на серых кустах их одежда. Он не видел больше слепого, бельмастого неба над головой. Его сознание купалось сейчас в ярких брызгах других цветов: в ослепительной белизне тела любимой, в настоящей небесной синеве ее глаз, в разжигающем страсть пламени волос. Сгинула и неестественная, мертвая тишина, сменившаяся звуками прерывистого, горячего дыхания, бешеных ударов сердец и ликующей, пробивающей насквозь фальшивые небеса музыкой: «Я люблю!.. Я буду всегда любить тебя!»
Больше не было вокруг никакого виртуально-огрызочного мира, не было чувства бессилия и безысходности, не было ожидания неминуемой катастрофы. Не было даже страха смерти. Все это смыл мощными радужными струями фонтан любви. Он сделал это легко и просто, воочию показав, что в этой жизни главное и вечное, а что наносное и мимолетное.
Потом они лежали, устремив взгляды в небо, но видели там не блеклую пустоту, а каждый что-то свое.
Вдруг Соня сказала:
– Послушай, – и стала нараспев читать мелодичные строки:
Будь хоть сто параллельных миров,
Пусть в игру нами кто-то играет —
Все равно побеждает любовь,
Хоть она этих правил не знает.
И в программе ее не учесть —
Для нее не придумано кода,
Потому что любовь просто есть,
Как есть крылья у птиц для полета.
Разлетаются в бездне миры,
Словно битою их кто-то вышиб…
А любовь все равно вне игры,
Потому что она ее выше
[6]
.
– Ты пишешь стихи?!.. – ахнул Нича, когда девушка замолчала.
– Нет, что ты! – засмеялась Соня. – Просто я читала недавно одну повесть, и там было это стихотворение. Оно мне понравилось, и я его выучила.
– Но это же… – задохнулся Нича. – Это же про нас!
Соня повернулась к нему и обдала небесно-синими струями лучистого света.
– А любовь – она вообще про нас. Разве нет?
Отвечать было не нужно. Их руки снова сплелись, а губы нашли друг друга. Приутихший было фонтан с новой силой выбросил ввысь свои яркие струи.
6
То, что сказала подруга, несказанно обрадовало Зою Валерьевну. Если Соня едет домой, то и Коля, наверное, тоже!.. Ей не терпелось попросить Зою, чтобы та погадала и на него, но вид Нормалевой был столь ужасен, что ни о каком гадании не могло быть и речи. Впору было теперь ее отпаивать коньяком. Что Зоя Валерьевна и собралась уже сделать, но подруга замотала головой, сказав, что срочно идет домой.
