Теперь зал окутала мертвая тишина.
— Девушке, которую вы все знаете, одной из наших первых красавиц, в этой аварии обезобразило лицо. Мистер Амберсон и мисс Данхилл договорились о пластической операции, которую в этом июне сделают в Далласе Роберте Джулиане Оллнат. Эта операция не будет стоить семье Оллнат ни цента. По словам мистера Силвестера, казначея «Джодийского гулянья», одноклассники Бобби Джил — и этот город — гарантировали, что все расходы на операцию будут полностью оплачены.
Какие-то мгновения они переваривали эти слова, а потом все, кто сидел, вскочили. Аплодисменты ударили по ушам, как летний гром. Я нашел в толпе Бобби Джил. Она плакала, закрыв лицо руками. Родители обнимали ее.
Так прошел вечер в маленьком городке, одном из тех, что расположены вдали от главных автомобильных дорог, тех, на которые наплевать всем, за исключением живущих в них людей. И это нормально, потому что им не наплевать. Я посмотрел на рыдающую Бобби Джил. Посмотрел на Сейди. Ее волосы запачкал крем. Она улыбалась. Как и я. Безмолвно, одними губами, она сказала: Я люблю тебя, Джордж. Я так же безмолвно ответил: Я тоже люблю тебя. В тот вечер я любил их всех — и себя, за то, что я среди них. Никогда не чувствовал себя более живым, никогда так не радовался тому, что живой. Действительно, как я мог все это оставить?
До полного разрыва с Сейди оставалось две недели.
10
Наступила суббота, день закупки продовольствия. У меня вошло в привычку заезжать за Сейди, а потом мы вдвоем отправлялись в «Вайнгартенс» на шоссе 77. Бок о бок катили наши тележки под музыку Мантовани, осматривали фрукты, выбирали мясо по лучшей цене. Если речь шла о говядине или курятине, куски предлагались на любой выбор. Мне это нравилось: после трех лет, проведенных в прошлом, меня по-прежнему ошеломляли низкие цены.
Тот день я намеревался посвятить не только закупке продуктов. Хаззарды жили в доме 2706 по Мерседес-стрит, в лачуге напротив и чуть левее двухэтажной развалюхи, которую Ли Освальд вскоре намеревался сделать своим домом. «Джодийское гулянье» отнимало у меня очень много времени, но весной я все равно успел трижды побывать на Мерседес-стрит. Парковал мой «форд» в центре Форт-Уорта и садился в автобус, курсировавший по Уинскотт-роуд, который останавливался в полумиле от Мерседес-стрит. Отправляясь в эти поездки, я надевал джинсы, ободранные высокие ботинки и выцветшую джинсовую куртку, купленные на распродаже. Если бы спросили, я бы ответил, что ищу дешевое жилье, потому что устроился ночным сторожем на «Техасскую листовую сталь» в западном Форт-Уорте. Такая легенда превращала меня в заслуживающего доверие гражданина (до тех пор, пока кто-нибудь не сочтет за труд проверить мои слова) и объясняла, почему днем в доме тихо, а портьеры задернуты.
Во время моих прогулок по Мерседес-стрит к складу «Манки уорд» и обратно (всегда со сложенной газетой, открытой на странице, где публиковались объявления о сдаче квартир в аренду) я увидел и мистера Хаззарда, здоровяка лет тридцати пяти, и двух его детей, с которыми отказывалась играть Розетта, и женщину с застывшим лицом, которая при ходьбе подволакивала одну ногу. Однажды мама Хаззарда, стоя у почтового ящика, подозрительно оглядела меня, когда я проходил мимо по полоске твердой земли, служившей тротуаром, но ничего не сказала.
В ходе моей третьей разведывательной миссии я увидел старый ржавый прицеп, стоявший позади пикапа Хаззарда. Он сам и дети грузили в него коробки, тогда как старуха стояла рядом на только что зазеленевшей травке, опираясь на трость, а перекошенное после инсульта лицо скрывало любые эмоции. Я бы поставил на полнейшее безразличие. Уходил я безмерно счастливым. Хаззарды съезжали. И после их отбытия рабочий парень по имени Джордж Амберсон намеревался арендовать дом 2706. Теперь моя главная задача заключалась в том, чтобы никому не дать себя опередить.
Я пытался найти наиболее надежный способ это сделать во время нашей субботней поездки за продуктами. На одном уровне сознания я общался с Сейди, отвечал на ее вопросы, откликался правильными репликами, подтрунивал над ней, когда она провела слишком много времени в молочном отделе, вывез нагруженную продуктами тележку на автомобильную стоянку, переложил все пакеты в багажник «форда». Но проделывал все это на автопилоте, размышляя о том, как организована сдача домов в аренду в Форт-Уорте, и, как выяснилось, прокололся. Не обращал внимания на слова, которые слетали с моих губ, а это опасно, если ведешь двойную жизнь.
По дороге к дому Сейди, когда она спокойно (слишком спокойно) сидела рядом со мной, я пел, потому что радиоприемник «форда» сломался. Двигатель тоже начал сдавать. Снаружи «санлайнер» по-прежнему выглядел шикарно, и я прикипел к нему всей душой, но прошло уже семь лет с того дня, как он сошел с конвейера, а его пробег превысил девяносто тысяч миль.
Я разом принес купленные Сейди продукты на кухню, героически покрякивая от напряжения и картинно покачиваясь. Не обратил внимания, что она не улыбается, и понятия не имел, что наше короткое возвращение к жизни душа в душу закончилось. Я по-прежнему думал о Мерседес-стрит и гадал, какое шоу я должен поставить там… или, точнее, сколь много там должно быть от шоу. Мне предстояло пройти по лезвию ножа. Хотелось стать своим на Мерседес-стрит, поскольку в этом случае на тебя не обращают внимания и смотрят с пренебрежением, и при этом ничем не выделяться. Потому что там собирались поселиться Освальды. Она не говорила на английском, а он всегда держался особняком, однако дом 2706 находился слишком близко. Прошлое, конечно, упрямо, но и очень хрупко, карточный домик, и мне предстояло соблюдать предельную осторожность до того момента, как я полностью закончу подготовку к его изменению. А значит, следовало…
В этот момент Сейди обратилась ко мне, и вскоре после этого жизнь, какой я ее знал (и полюбил) в Джоди, провалилась в тартарары.
11
— Джордж? Ты можешь зайти в гостиную? Я хочу с тобой поговорить.
— А может, ты сначала положишь гамбургер и свиные отбивные в холодильник? И я думаю, что мороже…
— Пусть тает! — крикнула она, и вот это вернуло меня на землю.
Я повернулся к Сейди, но она уже ушла в гостиную. Взяла пачку сигарет со столика у дивана и закурила. Уступая моим мягким просьбам, она пыталась меньше курить (по крайней мере в моем присутствии), и зажженная сигарета выглядела более зловещей, чем повышенный тон.
Я прошел в гостиную.
— Что такое, дорогая? Что не так?
— Все. Что это за песня?
Ее лицо побледнело и напоминало маску. Сигарету она держала перед губами, словно щит. Я начал осознавать, что прокололся, но не знал, как и когда, и это пугало.
— Я не знаю, о чем ты…
— Песня, которую ты распевал, когда мы ехали домой. Которую ты орал во весь голос.
Я пытался вспомнить и не мог. Помнил только мысли о том, что всегда должен появляться на Мерседес-стрит одетым как рабочий, который едва сводит концы с концами, если хочу, чтобы меня принимали за своего. Конечно же, я пел, но я часто так делал, думая о другом… Все так делают.
