– Необязательно, – снисходительно ответил Абдрашидзе. – Я
хотел попросить вас после совещания зайти ко мне.
– А нас? – со свойственной ей дурацкой бесцеремонностью
влезла Катерина. Но он был ей так нужен, этот Абдрашидзе, и так недоступен.
Может, хоть сейчас, благодаря ее наглости, он не сможет отвертеться? Но
побывавшего и не в таких боях Абдрашидзе было трудно сбить с толку или удивить
какой-то убогой наглостью. Он поглядел на Катерину сверху вниз, как умеют
смотреть только грузины, да еще не слишком высокого роста, и сказал, чеканя
слова:
– Все, что я хотел выяснить, Катерина Дмитриевна, я уже
выяснил у Олега Приходченко. Если у вас есть ко мне вопросы, – он подчеркнул
голосом “у вас”, явно давая ей понять, что у нее никаких вопросов к нему быть
не может, – я готов вас принять. Согласуйте время с Юлией Павловной, и мы
побеседуем.
– А сейчас нельзя? – продолжала приставать Катерина.
Абдрашидзе даже не удостоил ее ответом. Повернувшись к Юлии, он взял ее под
руку и повел к выходу из конференц-зала.
– Один – ноль в нашу пользу, – произнес над ухом голос
Терентьева. Он собирал в папку какие-то бумаги со стола и улыбался. Но в его
улыбке Катерина разглядела искреннее сочувствие. Может, Юлия и на него сильно
давит?
– В пользу-то в пользу, только вот дело никак с мертвой
точки не сдвинется, – сказал рядом Слава Панин. – Это ведь кажется только, что
еще год впереди. Целых 365 дней. А на самом деле только соберемся поработать, и
уже некогда будет, придется спасать положение, авралить, суетиться. Вы
подумайте над этим, Миша. Вы-то не пресс-секретарь. Вам должность в случае
провала не предусмотрена, верно?
– Верно, – легко согласился Терентьев. – Мне не
предусмотрена. Только я тоже себе не враг, чтобы поперек Юлии действовать. Она
боссу ближе.
– Ваша двусмысленная улыбка говорит о многом, – Слава сухо
улыбнулся. – Но мы грамотные. Мы на провокации не поддаемся. Правильно говорю,
Катерина Дмитриевна?
– Правильно, Станислав Алексеевич! – согласилась Катерина. –
До свидания, Миш. Приходите к нам в гости. А то все мы да мы…
– Приду, – пообещал Терентьев, и все разошлись в разные
стороны.
В лифте Скворцов сказал с досадой:
– Охота тебе непрерывно лезть на рожон. Только против себя
их настраиваешь.
– Саша, я почти месяц пытаюсь настроить их в свою пользу. И
у меня это не получается. Может, если мне удастся разозлить Абдрашидзе, он
обратит на наше великое и бессмысленное противостояние хоть какое-то внимание!
– Или вышибет нас вон и найдет более покладистых.
– Ладно, – заявила Катерина немножко свысока. – Не плачь
раньше времени. Прорвемся!
Лифт неслышно остановился, двери разъехались, и вся компания
неожиданно попала в центр какого-то молчаливого мужского шествия. Всех троих, и
Катерину, и Скворцова, и Панина, быстро и ловко оттеснили к противоположной
стене. Один из мужчин быстро зашел в лифт и вышел из него, еще двое остались у
дверей, и один переместился к турникету. Происходило что-то непонятное и
угрожающее.
– Наш босс приехал, – смеясь глазами, негромко сказал Панин.
И, судя по тому, как подался вперед тот охранник, что стоял у турникета, не
ошибся. Кто-то еще, пятый или шестой, придерживал Кольцову дверь. Он вошел, ни
на кого не глядя, и неожиданно быстро направился к ожидавшему его лифту. Девушка
за конторкой черного мрамора в волнении поднялась, когда он проходил мимо. Одна
секунда – он зашел в лифт, следом за ним загрузилась охрана, двери закрылись, и
никого не стало.
Только что вестибюль был полон, даже искры летели от
напряжения, а тут вдруг – спокойствие, безмятежность и покой. Босс прошел, все
облегченно выдохнули…
– Ничего себе… – протянул Скворцов.
– А ты говоришь – прорвемся! – задумчиво сказал Катерине
Панин. – Попробуй тут прорвись.
* * *
– Алло!
– Что-то давненько мы не разговаривали. Куда это вы пропали?
Ни слуху ни духу…
– Сказать пока нечего, потому и ни слуху ни духу.
– Может, помощь нужна? Не справляетесь? Ведь все-таки
полтора месяца прошло…
– Пока не нужна, когда понадобится – предупрежу. Все на
самом деле гораздо труднее, чем предполагалось.
– Кто больше всего мешает?
– Женщина.
– Может, с женщиной помочь?
– Я же говорю, пока рано. Если у нас ничего не получится,
тогда поможете.
– Ладно. Наши все волнуются. Время идет, а дело не делается.
– Передайте, что в самое ближайшее время я постараюсь решить
все вопросы. О результате сообщу.
– Передам. И мой вам совет: особенно не тяните…
* * *
Юлия Духова неслась на машине по Ленинградскому шоссе в
сторону Шереметьева. Она всегда ездила быстро, а уж в плохом настроении летала
на своем “Фольксвагене”, как на истребителе.
Тимофей Кольцов отправлялся сегодня в неву, и она должна его
проводить. По-хорошему, ей бы поехать с ним, но на этот раз такая возможность
даже не рассматривалась. Да и сами проводы были полностью ее идеей. Просто в
один прекрасный день она приехала в Шереметьево, прошла в ВИП-зал и оставалась
рядом с Тимофеем Ильичом, пока не объявили посадку. Поначалу все окружающие
удивлялись: Юлию Павловну, вообще говоря, никто никогда в аэропорт не звал, но
Кольцов молчал, и со временем все привыкли к ее присутствию рядом с ним. Она ко
многому их приучила.
И ко многому еще приучит.
Она приучила их советоваться с ней по любому поводу – в каком
настроении Тимофей Ильич, сейчас к нему зайти или подождать до завтра, почему
вчера на приеме он был мрачен, а сегодня уехал так рано? Она приучила их к
мысли, что “мы говорим Духова, подразумеваем Кольцов”. Она приучила их считать,
что она всегда где-то рядом и Тимофей Ильич смотрит на мир ее глазами. И из ее
постели.
Мягко говоря, это было маленькое преувеличение. Раза три, за
границей, она действительно подлавливала его в состоянии расслабленном и
благодушном. Он отсылал охрану, они ужинали в каких-то очень дорогих
ресторанах, и вечер заканчивался в его или ее номере. Из этого ничего не
следовало, кроме легкой утренней неловкости, которую Юлия изо всех сил
старалась погасить, опасаясь, что в следующий раз в постель он ее не возьмет.
Зачем ему лишние неудобства? А ей совершенно необходимо спать с ним. Он был
неинтересный любовник – не слишком искусный и без фантазии. Поначалу она
попыталась изображать огненную страсть, но вовремя сообразила, что надуть его
таким образом не удастся. Наткнувшись на его насмешливый и холодный взгляд, она
как-то моментально поняла, что все ее игры – томные взоры, нервная дрожь и
вскрики экстаза – вызывают в нем равнодушное любопытство, и только. Этот мужик
все знал про себя и про окружающих. Знал настолько хорошо, что иногда ей в его
обществе становилось дурно – с кем она решила тягаться? С Тимофеем Кольцовым?
Конечно, приятно утешать себя тем, что все мужики одинаковы, на какой бы
ступени социальной лестницы они ни находились, и умная женщина может
использовать их по своему усмотрению, но к Тимофею Ильичу это, пожалуй, не
имело никакого отношения. Его можно было использовать только до известного
предела, который он сам же и определял. Хорошо, что Юлия быстро это поняла и ни
на чем таком не прокололась. Теперь она знала, что должна выжидать, ни к чему
его не подталкивая. Захочет спать с ней, будет спать. Не захочет… Ни
соблазнить, ни обмануть его нельзя.
